Привычка выживать

alexsik

Аврелий не спрашивает разрешения сесть в кресло. Ему очень хочется рискнуть по-крупному и закинуть ноги на стол министра, но он передумывает, помня, что во всем нужно соблюдать гармонию. Трус, так трус. Выяснять причины и следствия будем потом. Сейчас лучше использовать имеющийся в руках материал, и использовать с наибольшей выгодой для себя.

– Можешь не угадывать, откуда мне известно содержание твоего с Пэйлор разговора, - фыркает Плутарх. – Она – умная женщина, испытывающая к тебе почти мистическое уважение. Она считает тебя специалистом в своей области,

хотя я уже неоднократно пытался переубедить ее в обратном. Ты видел, как Джоанна Мейсон сошла с ума в очередной раз? – спрашивает с нажимом. – Я могу показать тебе эту запись еще раз, чтобы ты освежил свои воспоминания. Кстати, о записях, - делает паузу, наклоняется вперед. – Почему одним из условий было убрать камеры из палат Эвердин и Мейсон? – про камеры в квартире Мелларка, упомянутые доктором, министр не говорит. – Мне казалось, что пересмотр видео помогает в дальнейшем процессе лечения.

Аврелий качает головой.

– Я нахожу их бесполезными.

– Ты обнаглел, - фыркает Хевенсби. – Ни одно из выставленных тобой условий не будет выполнено.

– Тогда Эвердин покончит жизнь самоубийством, - доктор пожимает плечом. – Я знаю, о чем говорю. Камеры заставляют ее замыкаться в себе еще больше. Камеры вызывают у нее слишком много плохих воспоминаний, и поэтому от лечения не будет никакого толка.

Министр выслушивает его внимательно. – А если она не будет знать, что камеры есть? В прежние времена она и не догадывалась о том, что ее снимают.

– Я не пойду на это, - просто отвечает доктор, подозревая, что подписывает себе смертельный приговор. Плутарх хохочет и опять аплодирует.

– Когда ты успел стать таким наглецом? Мне даже нравится такой жесткий подход к делу. На тебя совсем не похоже, но что ж, - разводит руками в стороны. – Убеди меня отключить камеры в палате Мейсон.

Аврелий качает головой.

– Не отключить, министр. Убрать вообще.

– Убрать, - повторяет Плутарх. – Убеди меня, что камеры нужно убрать из палаты Мейсон, - и, подумав, добавляет, - и из квартиры Мелларка.

Доктор качает ногой, мысленно формируя свои мысли в подходящую форму. Молчание затягивается, Плутарх несколько мрачнеет и теряет свой напускной добродушный вид.

– За Мейсон все равно скучно наблюдать, - выдает Аврелий и вздыхает. – Даже когда я перестану прописывать лекарства, она будет молчалива и спокойна. Думаю, вы догадываетесь, почему, - министр смотрит внимательно, затем кивает. – Что же касается Мелларка… - доктор опять задумывается, - скоро и он, и его свалившийся на голову как снег, ментор, покинут эту квартиру. Они переедут в тренировочный центр. Насколько я понимаю, здание полностью отремонтировано?

Министр кивает. Этот трусливый доктор, прежде выполняющий все, от него требующееся, стал слишком много понимать в происходящем.

– Таблетки Пэйлор? – говорит министр устало. – Что еще за условие такое?

– Доза подобрана неправильно, - Аврелий легкомысленно пожимает плечом. – К тому же, они все вызывают привыкание. Нам же не нужен президент, у которого одна ломка следует за другой?

– Нет,

конечно, нет, - замечает Плутарх. – Что-нибудь еще?

– Да, пожалуй, - воодушевляется Аврелий. – Я могу узнать, когда будет окончательно налажена поставка морепродуктов в Капитолий?

…

После двух не самых приятных разговоров Аврелий предпочитает какое-то время прогуляться по президентскому саду, славившемуся в прежние годы своей незабываемой красотой. От незабываемой красоты мало что осталось, но впечатление сад до сих пор производит благоприятное, если выкинуть из головы недавние события с дважды взрывающимися бомбами и горящими заживо людьми. Доктор выбрасывает плохие воспоминания уже не так легко, как прежде, и старается ни о чем не думать, хотя думает обо всем и сразу.

Появление на его пути знакомой каждому капитолийцу девочки для него проходит незаметно. Какое-то время девочка даже идет рядом с ним, никак не выдавая своего присутствия, но потом все же не выдерживает.

– Вы действительно странный, - замечает едко.

Аврелий подпрыгивает от неожиданности и таращится на маленькое видение, с трудом осознавая, что видение обладает и плотью, и разумом.

– И у вас плохая слава, - добавляет Каролина, прищуриваясь. – Только доктор с плохой славой может взяться за лечение Китнисс Эвердин.

Ее слова немного смешат Аврелия. Он удерживается от того, чтобы погладить ее по светлой голове, и замечает идущую позади них Энорабию, невооруженную, но всегда очень опасную. Сейчас Энорабия вежливо улыбается, и от этой ослепительной улыбки доктора бросает в дрожь.

– Беспокойные пациенты – моя стихия, - пожимает плечом он. – Почему ты спрашиваешь именно о Китнисс? Насколько мне известно, тебе симпатичен Пит Мелларк.

– Разве его нужно лечить? – резонно спрашивает Каролина. – Не похоже, что он болеет. А охмор, как говорил дед, неизлечим, - поднимает свои голубые глаза и смотрит на реакцию взрослого собеседника. – Он ошибался? Мой дед ошибался в том, что считал охмор неизлечимым?

Аврелий пожимает плечом.

– Всегда есть шанс все исправить. По крайней мере, если не верить в это, ради чего жить? – спрашивает с горечью, и вспоминает, что говорит это ребенку. Ребенку, у которого такие внимательные глаза, и такие взрослые вопросы.

– А у Китнисс будет шанс выздороветь? – спрашивает Каролина и ждет ответа с упрямством, свойственным всей ее семье.

– От Китнисс сейчас требуется одно: желание выздороветь. Пока она не захочет, она не вылечится.

– И вы ей поможете?

– Для маленькой девочки, от которой только и ждут желания вернуть принадлежащий ей трон, ты слишком много говоришь, - не выдерживает врач.

Каролина капризно надувает губы.

– Просто я любопытна. И нет никакого трона. Трон только в сказках, к тому же, дед захватил трон силой. В сказках он был бы злодеем, которого победила бы Китнисс Эвердин. Не так ли?

Энорабия ускоряется, и идет уже вровень со своей подопечной. Аврелий тяжело вздыхает и отвечает на предыдущий вопрос, посчитав последний риторическим.