Проданная на Восток
Шрифт:
— Ну как же, сейчас самое время спасти меня от жениха, разве нет? — улыбнулась она самым шальным образом, словно и правда уже не воспитанная дама, а самая что ни на есть пиратка! И невозможно было унять эту кипучую силу, так и толкающую на самые смелые слова: — Мы, кажется, спорили, что в случае победы, ты получишь ночь и меня? Ну так давай! Самое время, иначе, как только мы пристанем у восточных берегов, ты точно проиграешь.
— Перестань, Агата, — его теплые ладони легли на плечи, словно он хотел притянуть ее в объятия, но он сам не сдвинулся, отчего она почувствовала, как что-то обрывается внутри.
— Что же… — запнулась Агата, чувствуя, как пересохли от рома губы и как стало тяжелее произносить слова, — теперь я недостаточно хороша? Теперь, когда все мое приданое обещано другому? — это было зло и неправильно, настолько неправильно, что она осеклась и отступила на шаг, отворачиваясь, обхватывая себя руками.
— Глупая девчонка, — голос Джонатана прозвучал нежным шепотом у нее над ухом, а горячие, уверенные руки обняли ее, прижимая к такой надежной крепкой груди. — Я готов увезти тебя на необитаемый остров, спрятать ото всех, чтобы ты была только моей.
— Но ты не сделаешь этого… — Агата стояла, не шевелясь, чувствуя биение его сердца.
— Я не простил бы себе этого, — Джонатан положил подбородок на ее макушку и, когда очередная волна мягко качнула корабль, Агате показалось, что он укачивает ее в своих объятиях. — И ты бы мне не простила. И я обязательно сделаю всё, чтобы предложить тебе вариант лучше.
— Ты же… капитан, — тихо прошептала она, вжимаясь в него всем телом, как бывало делала еще в детстве, когда была напугана, и когда он был единственным, кто готов был утешить рано осиротевшую девочку.
У них было одно горе на двоих: в тот страшный день, когда Агата потеряла мать, Джонатан потерял обоих родителей. Шторм не пощадил ни маленькую, легкую прогулочную яхту, ни троих взрослых, один из которых был опытным моряком.
Но теперь ее обнимал не просто знакомый, поспоривший, что сорвёт с её губ поцелуй, а взрослый мужчина, сильный, умелый и столь явно её желающий, что от одной мысли ёкало внутри и замирало с болезненном предвкушении.
Выпитый ром действовал так, что становилось ещё хуже: туманил голову и рождал внутри самые стыдные желания. Такие, о которых не то, что не говорят подругам, но даже не думают благопристойные девушки её положения.
Агата вздохнула, чувствуя, как кружится голова и порывисто развернулась в кольце его рук:
— Мы можем просто уплыть, — она взглянула на него снизу вверх и прикусила губу.
Джонатан приподнял брови в нарочитом удивлении:
— А твоего отца и “надзирательницу”, видимо, пустим на корм акулам? — насмешливо поинтересовался он, видя, что буря миновала, — Так поступают пираты, моя дорога Агата. А я, как ты верно отметила, — капитан.
— Ты дурак дурацкий, — она пихнула его кулаком в плечо, прижимаясь, потому что корабль качало будто бы сильнее, — а я совершенно не знаю, что мне делать. К тому же я, кажется, немного пьяна… Что это вообще было за ужином?
— Очень, очень хороший ром, — ответил Джонатан с хитростью, — Пришлось пойти на небольшое ухищрение, потому что я не поверил в историю о плохом самочувствии, и хотел немного… развлечь тебя.
— Развлечь? — Агата улыбнулась.
Джонни! Только он мог “развлечь” ее, споив отца и служанку ради разговора. Или?
— Тогда, раз уж твой коварный план сработал, и мы оба здесь, можешь меня развлекать.
Она снова покачнулась, позволяя Джонни поймать её в объятия.
— Говори тише, моя дорогая, а то через стенку спит твой отец, а совсем рядом — очень-очень строгая надзирательница, боюсь нас с тобой обоих посадят в тюрьму. Впрочем, если это будет одна камера на двоих — я не против. М-м. Кажется, что вечер…
Агата приложила руку к его губам и прошептала:
— Ты уже делаешь этот вечер лучше. Я, конечно, немного пьяна, но я точно не пожалею об этом, и не буду тебя обвинять.
— Агата, мы не…
— Не можем, — кивнула она. — Мы оба это знаем. Но я не хочу думать, что будет дальше…
— Конечно, не хочешь думать. Вернее, не можешь. Ты и стоишь-то едва, — усмехнулся он, незаметным образом подводя ее к переборке, словно просто хотел поддержать.
Чувствовать его рядом было так волнительно и сладко, а внутри уже ломались все преграды. Джонотан склонился ещё ниже, провел пальцами по её щеке, отвел упавшие из прически пряди за спину таким плавным жестом, что кровь снова забурлила внутри.
Агата коснулась спиной гладкого дерева и вскинула голову.
Джонотан смотрел на нее пристально, и Агата ответила ему таким же прямым взглядом, хоть и вспыхнула, как лепестки алых корсиканских роз:
— Но о поцелуе я не попрошу! — упрямо пробормотала она, больше всего на свете проклиная дурацкий спор.
Кажется, нет ничего слаще в мире, чем его поцелуй сейчас.
Кажется, она готова послать к демонам все свои принципы.
Проклятый ром.
Впрочем… Сама виновата?
— Конечно, — прошептал Джонатан со всей серьезностью ей в губы, — но я сделаю все, чтобы ты попросила…
— Но… если отец проснётся…
— Думаю, вино за ужином было достаточно крепким, чтобы он проспал до утра, — он нежно потянул ее за волосы, и Агата покорно запрокинула голову с замиранием сердца, которое после этого пустилось в пляс, — в крайнем случае скажешь, что тебя опять укачало.
— Ты же помнишь, что мы не можем… — Агата неожиданно смутилась, опуская взгляд.
— Что мы не можем? — бархатный шепот тепло коснулся ее шеи, а следом пролегла дорожка из поцелуев — от алеющей мочки уха к основанию шеи, но и там Джонотан не остановился, мучительно помедлил и оставил осторожный, почти неощутимый поцелуй чуть ниже ключицы, руки скользнули от талии к груди и остановились.
Агата словно в тумане подалась вперёд: так сильно ей хотелось, чтобы тёплые уверенные ладони накрыли грудь. Он же не мог не видеть, как ей этого хочется, учитывая, какое тонкое, почти прозрачное на ней было нижнее платье. Она обвила его шею руками, прижимаясь всем телом, потянулась к его губам, но он удержал ее, и тихо рассмеялся, когда она распахнула глаза и нетерпеливо вздохнула, сердясь, что не может дотянуться до вожделенных губ и получить желаемое.
— Моя нетерпеливая госпожа, — опять он насмехался, но Агата почти готова была умолять, чтобы он не останавливался, — ты не ответила, что мы не можем.