Профессия
Шрифт:
– Потому что подарок, как и секс, предполагает взаимное удовольствие. Скажи лучше, что ты довольна.
– Я довольна.
Потом мы просто молчим. Я думаю о том, что не представлял такого вечера в своей жизни. И если бы и представлял, то – как-то иначе, более нервно что ли. А сейчас все очень спокойно. Не пошло. Не слащаво. В меру романтично.
Мы пьем шампанское и смотрим друг на друга.
– Переезжай ко мне, – предлагаю
– Но я не беременна.
– Я это исправлю.
Она задумывается.
– А кем тогда будет мой ребенок по гороскопу?
А-а-а, умор-р-ра! Молдаване чудно рассуждают. Я смеюсь.
– Так переезжаешь?
– А ты жил когда-нибудь с женщиной? – спрашивает серьезно.
– Нет. Но и с мужчиной не жил. Все впереди.
– Ты несерьезный!
– Твоей серьезности хватит на двоих. Чего ты опасаешься?
– Того, что я тебе надоем.
– Или я тебе надоем...
И я тоже становлюсь серьезным.
– Такое возможно. Мы взрослые люди и знаем, что чувства проходят. Но ты сама сказала – настоящая любовь не проходит, то есть она не проходит совершенно, от нее остается хорошая память, на которой будут держаться отношения. И эта память – в нас самих, в наших детях, в доме, в быте. Что еще тебя тревожит?
– Что у меня сейчас нет хорошей работы...
Она опускает глаза. И она не кокетничает – ей, действительно, до слез неловко, что до нашей встречи она не успела скопить миллион долларов США и что я вынужден буду ее содержать. Я беру ее руку в свою.
– Даже не думай об этом. Хватит и того, что я работаю. Но если тебе станет совсем скучно, можешь искать что-то для души, а не для того, чтобы ценой собственного здоровья заработать на «бэнтли».
– Мы останемся в Москве?
– Я не знаю. В Киеве у меня квартира в центре и новый «бумер» шестой серии. Но здесь... у меня хорошая работа.
И Босс, который меня так настораживает.
– Я пока не решил, – признаюсь честно.
– Там остались родители? – спрашивает Лара.
– Нет. Никого не осталось. Родителей уже нет в живых. А твои?
– А мои в селе под Кишиневом. С тех пор, как я уехала учиться, мы виделись всего несколько раз...
– Пригласим их на нашу свадьбу.
– А у нас будет свадьба?
– У нас все будет по-настоящему. Только выбери удачный по гороскопу день.
Вот и вся
И только когда я прошу ее собрать свои вещи сегодня же, она признается:
– Мне страшно.
– Почему?
– Я мало тебя знаю.
– Рискни. Ты же рисковая девчонка! Ты уехала от родителей, учила свою историю, была моделью, встречалась с парнями, топила свою любовь в Средиземном море, искала работу в чужом мегаполисе. Ты же умеешь рисковать! Рискни еще раз!
Но, может, под воздействием ее внутреннего смятения, меня тоже охватывает некоторая паника. Вспоминается гибель Маши... такая нелепая смерть, в которой был виноват я один. Я гоню мрачные мысли, но они наплывают. И словно на зло самому себе, я нажимаю на нее:
– Если ты меня любишь, ты рискнешь!
Она вдруг усмехается.
– Вот. Теперь узнаю тебя больше, мой шикарный и резкий мужчина. Конечно, я рискну... ради тебя. И ради своего чувства.
Мы берем такси и едем на ее квартиру. Она собирает скромные пожитки. Женщина в неизменном халате, еще четыре девчонки и старушка-хозяйка следят за нами пристально, опасаясь, чтобы мы не прихватили чужого. Лара прощается со всеми очень сухо, и я понимаю, что никакой особой дружбы тут не было.
– Подружка у тебя есть вообще, чтобы быть свидетельницей на свадьбе? – спрашиваю я.
– Нет. Можешь занять мне... какую-нибудь из своих женщин.
Хм. Да уж... Леди Х точно перестреляет половину гостей... Госпожу Семакову вряд ли можно считать «моей женщиной», хотя ее острая красота и ее боль задели до самого живого. А вот Ирина... будет хорошей парой для свидетеля со стороны жениха.
– У меня нет никаких женщин, кроме тебя. Остальные женщины – коллеги, официантки, киоскерши или киноактрисы – существуют в параллельном пространстве.
В моей квартире она чувствует себя сиротой, взятой дальними родственниками на время каникул из интерната. Спрашивает, куда можно положить сумку и повесить одежду.
– Куда хочешь, – я пожимаю плечами. – Ты такая же хозяйка, как и я. Делай все, как тебе нравится.
– А если тебе это не будет нравиться?
– Не будет нравиться – я скажу. Не волнуйся, я не очень деликатный.
– Мне показалось – очень.
– Это первое обманчивое впечатление.