Проклятие рода
Шрифт:
– Спасибо, Гретхен, я не могу. Королевская служба.
Он продолжал искать… Кого? Конечно, ее… Все было, как всегда, привычная суета, гул, веселье посетителей, смех их подружек или жен, пьяные песни и выкрики «Sk;l!» , стук кружек, метание теней на стенах и потолке… Иногда он останавливался на какой-то женской фигурке, что-то вздрагивало внутри, опять чудился знакомый силуэт плеч, прямизна спины, изгиб бедер, движение руки, профиль, но стоило ей повернуться, как взор Гилберта потухал, а взгляд продолжал свое скольжение.
Бальфор даже не заметил, как напротив него опустился мужчина в длинном черном наглухо застегнутом плаще с надвинутом на глаза капюшоне.
– Капитан? –
Внешность мужчины была колоритна. Хоть палач и сидел, но рост его был велик. От этого он чуть горбился, нависнув огромным туловищем над столом, так что на лицо собеседника падала тень. Лицо с выдвинутой вперед челюстью, тщательно выбритый подбородок сдвинут на сторону, нос прямой, чуть приплюснутый, узкие тонкие губы, цвет глаз не различим, крупные надбровные дуги с пучками волос переходили в скошенный назад совершенно лысый череп. Длинные мускулистые руки, покрытые густой рыжей растительностью, расположились на столе, он словно распахнул их, как крылья, развел в стороны, ухватившись за края. Прижатые к поблескивающему черепу маленькие уши, глубоко вдавленные глазницы, завершали портрет палача. Внешне он напоминал диковинную черепаху, что Гилберт видел в аптеке неподалеку от ратушной площади. Такая же маленькая головка на несоразмерно большом туловище.
– Чем обязан? – Спокойный взгляд капитана встретился с угрюмым исподлобья взором палача.
– Кружкой пива! – Ответил мастер.
– Гретхен! – Позвал негромко Бальфор. В сутолоке и шуме трактира его голос должен был потонуть, но женщина расслышала внутренним чутьем, моментально обернулась, знакомая улыбка скользнула по округлому лицу, но тут же исчезла, заметив собеседника капитана, она поспешила к их столику, бросая настороженные взгляды на посетителя, один вид которого был ужасен. (Слава Богу, она даже не догадывалась, кто это был!) – Кружку пива нашему гостю. – Попросил ее Гилберт, кивнув на необычного соседа напротив. Еще минута и перед палачом закачалась, запенилась белая шапка. Гретхен удалилась, уже не скрывая животного страха в глазах.
Подождав, когда гость сделает несколько глотков и поставит кружку на стол, капитан повторил вопрос:
– Чем обязан, m;sterman? – Бальфор предпочел по-немецки обратиться к собеседнику
Палач неторопливо обтер тщательно выбритый подбородок рукой, нечто подобное усмешке исказило его лицо. – Узнал? Зови меня лучше «b;del» или «scarpr;ttare». Я исполняю свое ремесло в полной мере без сословных различий.
– Как будет угодно. – Согласился Гиберт.
– Я давно тебя знаю, капитан, и должен тебе признаться, что при моей профессии я не испытываю симпатий к людям, но для тебя я сделал исключение. – Мастер опять приложился к кружке. Для людей его цеха многословие не было характерной чертой, напротив, вечное безмолвие, основанное на полном равнодушии к тем страданиям, боли, на которые они обрекали других и в избытке лицезрели во всех проявлениях, на которые только способны человеческие плоть и разум.
– Твой голос звучит, словно из преисподней. – Усмехнулся невесело Бальфор.
– Там и живу, капитан. – Кивнул палач.
– Мне кажется, что я слышу его впервые.
– Монахи когда-то давали обет молчания для лучшего общения с Господом, а я близок к ним, ибо готовлю людей к встрече с Творцом. Можно сказать, напутствую и провожаю в последний путь.
– Я верю своим глазам и своим ушам, что это ты.
– Мы только что закончили допрос того русского перебежчика. – Палач на мгновенье прикрыл глаза, отчего лицо сморщилось, еще более напоминая черепашье. Он вспоминал имя и произнес его по слогам. – Афа-на-сий Ше-мя-кин. Ты наверно слышал о нем?
Гилберт молча кивнул. Вспомнил, что несколько лет назад в Стокгольме появился некий Афанасий Шемякин, сбежавший от московитского правителя Иоанна. Король Юхан тогда даже похвалялся, что теперь ему известны все секреты московитов и если начнется серьезная война с ними, то исход известен заранее. Этому Шемякину назначили хорошее содержание, слуг, лошадей, но потом дошли слухи, что он впал в немилость, и его отправили в Вестерос. Война-то началась, да вот с успехами было совсем не густо. Гретхен как-то говорила, что кто-то незнакомый заглядывал в «Медведь», спрашивал его, Гилберта, но капитана не оказалось на месте, и посетитель ушел, ничего не заказав и не попрощавшись. Говорил с сильным акцентом. По словам Гретхен – мужчина лет сорока, с большим брюхом, багровым лицом, орлиным носом, длинной рыжей бородой, но редкими седеющими волосьями на голове, странный гость походил по описанию на Шемякина, которого Гилберт несколько раз видел в замке.
– Он показал, что ты – тоже московит и слышал, что на тебя можно рассчитывать. – Продолжил палач, отхлебывая из кружки.
– В какой мере он не знает. Под пыткой говорят разное, но пытки не было, он знал твое имя и назвал его сразу. Еще он показал, что ты якобы знаешь про происхождение Юхана, дескать, старый король Густав не был его отцом. После этого допрос был сразу прекращен. Я счел своим долгом предупредить тебя, капитан. У тебя мало времени, чтобы обдумать все. Скоро доложат королю. – Палач махом осушил кружку и аккуратно поставил ее на стол, накрыв своей могучей дланью. – Юхану и его королеве везде мерещатся заговоры по освобождению короля Эрика, так что додумывай сам. Мне не хотелось бы встречаться с тобой в подвале замка…
– По слухам Шемякина держат в Вестеросе. Его доставили прямо оттуда?
– Верно. Из Вестероса. Только он там не под строгой стражей содержится. Что с ним будет дальше – не знаю.
– Но в Вестеросе же держат и короля Эрика. – Удивился Бальфор.
– Держали. Но уже перевезли в Эрбюхус.
– Почему не пытали московита?
Палач развел руками:
– Не знаю. Мне было приказано даже огня не разводить, видно, пытка изначально не предполагалась. Ну а как только он упомянул о нынешнем короле…, все засуетились, Афанасия в камеру отправили, сами, как мыши разбежались.
Гилберт оценил всю глубину поступка палача. Он молча протянул ему руку. Мастер даже несколько опешил. Люди его профессии были своего рода изгоями. Их боялись, их презирали, но перед ними все равны или они выше всех, ибо распоряжались людскими телами, оставив души на усмотрение Господа. Нечто похожее на улыбку промелькнуло на тонких губах, исказив гримасой черепашье лицо. Мастер торопливо протянул свою, и они обменялись крепким рукопожатием.
– Меня зовут Микаэль Юргенссон Хольт. Я сын того человека, что своими руками творил «кровавую баню».