Проклятие рода
Шрифт:
– Ну, Гилберт, давай прощаться! – отец Мартин обнял своего воспитанника. Если присмотреться внимательно, то можно было заметить слезу, которую старый монах, редко выдающий свои чувства, незаметно смахнул рукавом рясы.
– Спасибо за все вам, святой отец! – Молодой человек искренне и низко склонился перед доминиканцем.
– Благослови тебя Господь, сын мой! – отец Мартин сотворил крестное знаменье над склоненной головой юноши.
И еще долго монах смотрел в спину удаляющимся в сторону замка солдатам, с которыми уходил Гилберт. И тот, в свою очередь, беспрестанно оборачивался и махал рукой своему воспитателю.
– Ну вот что, друзья мои! – Разрядил паузу молчавший до сего времени советник короля. – Я думаю, вам следует направиться в монастырь Черных Братьев и отдохнуть с дороги пару дней, пока длятся празднества. Я извещу вас, когда мы сможем побеседовать о том поручении, что возлагает на вас король. А заодно и подумаю, что можно сделать для нашего юного дарования. – Олаф потрепал кудрявую голову Андерса. – А сейчас, простите, мне надо быть подле Густава. – Не дожидаясь ответных прощальных слов, советник покинул их и направился к замку, куда уже скрылся хвост торжественного кортежа.
Доминиканцу и Андерсу ничего более не оставалось, как отправиться на ночлег в знакомую нам обитель. Пробираясь сквозь толпы ликующего народа, отец Мартин вдруг остановился и задумался.
– Что-нибудь случилось? – Спросил его Андерс, за плечо которого держался монах.
– Странное дело, мой мальчик. Я вспомнил сочинение одного итальянца, тоже монаха, он вывел теорию цифр. День и год рождения этой принцессы совпадает абсолютно по цифрам с днем ее свадьбы. Вот только не помню, что это означает… Очень плохо или, наоборот, очень хорошо… Пошли, друг мой, надо отдохнуть с дороги…
Сегодня, но об этом же думала и Катарина. Именно сегодня ей исполнялось восемнадцать.
– Странно все как-то… - думала принцесса, - и день моего рождения и день, когда я иду к алтарю, совпали… может в этом есть знаки судьбы? Я как бы рождаюсь заново? Или, наоборот, умираю…
Но разве могла восемнадцатилетняя девушка думать о смерти? Нет! И еще раз нет! Впереди она видела жизнь, супруга, может только на вид такого грозного, детей, которых она ему принесет, народ, который ее полюбит, этих блестящих рыцарей, что идут слева и справа от нее, она не видит их лиц, не знает их мыслей, но они охраняют ее, значит, она их повелительница и королева. Прочь! Прочь, дурные мысли!
Катарина шла к алтарю, веря в счастье, она произносила клятву супружеской верности, произносила от всей души. Могли ли она знать, за кого ее выдают во имя интересов двух королевств, могла ли она знать, что в обмен на любовь и преданность, ее ждут лишь грубость и унижения. Во время службы, принцесса все корила себя за то, что вопреки горячему желанию ей никак не удается сосредоточиться. Она пыталась вознестись мыслью к небесам, моля Бога даровать ей во все дни добродетели супруга, достоинства правительницы и сладость материнства, но взор ее помимо воли обращался к стоящему рядом с ней человеку, чье тяжелое дыхание она ощущала над ухом, чьи черты ее слегка пугали, и с которым ей вечером предстояло разделить ложе. Ее смущал этот тяжелый взгляд, бесцеремонно рассматривающий ее руки, губы, грудь. На мгновение, ей казалось, что этот взгляд раздевает ее, несмотря на огромное количество людей присутствующих в церкви, и она, вдруг, оказывается совсем обнаженной, беззащитной женщиной среди этой толпы. Она отогнала эту страшную мысль, и вновь сосредоточилась на молитве.
Пиршество проходило в огромном зале. Сотни людей одновременно ели, пили, произносили какие-то тосты, тут же спорили между собой по поводу сказанного, и все это сливалось в какофонию застолья. Чета молодоженов сидела на возвышенье, и принцесса лишь ковыряла для виду серебряной вилкой в кушаньях, что менялись перед ней. Катарине становилось все страшнее и страшнее. Здесь было все как-то дико и непохоже на те праздничные ужины, что иногда отец устраивал в их родовом замке. Нет, там тоже кто-то мог напиться и тональность разговора гостей становилась выше. Даже ее отец, сам герцог, мог позволить себе лишнего, но так как здесь… когда в зале присутствовали почти одни мужчины, одни рыцари, о сдержанности говорить было бесполезно.
Густав плотно пообедал, не забывая осушать свой кубок чаще, чем требовалось. Близилась минута, когда он сможет насладиться этим юным красивым телом, от которого веяло внешним спокойствием и безразличием к происходящему (Катарина держалась как могла!), и которому отныне он господин.
– Ты будешь кричать сегодня недотрога! От страсти, от боли. – Думал король, бросая иногда на девушку красноречивые взгляды. Наконец, он допил еще один кубок с вином, швырнул его на пол, прямо под ноги сидящим в зале, поднялся и провозгласил:
– На этом пир для меня окончен! Меня ждет другое не менее приятное занятие, чем пьянствовать с вами, мои друзья!
Ответом ему был бурный восторг и хохот всего зала. Кто-то выкрикнул, видимо совсем перебрав:
– Справишься, Густав? Или помочь?
Король тут же нахмурил брови, и его рука схватилась за рукоять длинного меча:
– Это чей голос я слышал?
Но в ответ лишь смеялись. Гроза миновала, и Густав, в очередной раз ухмыльнувшись, склонился к Катарине:
– Ну что, моя королева, пойдем, позабавимся? Пора тебе становиться женщиной и начинать рожать мне наследников!
Глава 12. Цена короны.
– Ну, моя дорогая, ты наверно, ожидала этого с нетерпением? – Спросил Густав приближаясь к Катарине, и на ходу снимая перевязь меча и отшвыривая оружие в сторону. Меч с глухим стуком ударился о каменный пол. Молодая королева вздрогнула и с содроганием и затаенным ужасом, онемевшая, широко распахнув глаза, смотрела на приближающегося к ней мужа.
– Мне позволено будет помочь своей госпоже? – подала голос кормилица, стараясь хоть как-то приободрить свою маленькую принцессу. Марта видела, что Катарина побледнела и стояла чуть живая от страха. Сердце кормилицы сжалось, и она попыталась вмешаться. Ее присутствия в спальне, Густав даже не заметил. Но его это не смутило. Скосив взгляд на мгновение в ее сторону, он тут же прохрипел, продолжая разоблачаться. Вслед за мечом на пол полетел камзол:
– Пошла вон! Твоя королева сегодня в услугах не нуждается.
– Но… - нерешительно произнесла Марта, и это вызвало вспышку ярости Густава. Он резко повернулся к ней и заревел:
– Старая ведьма! Я прикажу изжарить тебя на костре, если ты немедленно уберешься отсюда!
Вмешательство Марты, рев Густава, вдруг вывели Катарину из того оцепенения, что овладело ей, с того момента, как король на глазах у всех уволок ее в спальню. Она глубоко вздохнула, скрестила руки на груди, собралась с силами, покоряясь неизбежному, и тихо произнесла: