Птицеферма
Шрифт:
— Всю жизнь мечтал.
— Я ему так и сказала.
— Так и говори, — все еще не отпускает меня, а я не вырываюсь. Дура как есть. — Отрицай. Нутром чую, Филин связан с теми людьми, надо все выяснить. А там — посмотрим.
Практически в точности — мои собственные мысли.
Такой нежный, доверительный момент. Сейчас ли не самое время спросить: «Ты Николас Валентайн?»? Уже слышу собственный голос, задающий этот вопрос, у меня в голове.
Но… не решаюсь.
Это будет билет в один конец.
—
Не отвечаю — он и так знает, что успокоилась. Будь моя воля, так бы и уснула в этих теплых объятиях.
— Почему… — вместо вопроса, после которого не останется пути назад, задаю более безопасный. — Почему ты так ко мне относишься?
Относится или делает вид? Его отношение выглядит настолько искренним, что я почти верю. Почти.
— Ну-у, — весело протягивает Пересмешник, воздевая глаза к потолку, изображая задумчивость. — Веришь в любовь с первого взгляда?
Слово «любовь» — слишком громкое. Оно бьет наотмашь; вздрагиваю.
— Нет, не верю, — отвечаю твердо.
— Ну и зря, — усмехается и, наконец, разжимает руки. — Переодевайся скорее, а то опоздаем на ужин. Жду тебя в коридоре!
— Пойдем сегодня к реке? — спрашиваю, когда мы возвращаемся в комнату после ужина.
Стараюсь не смотреть на своего сожителя. Готова глядеть куда угодно: в пол, в потолок, в стену, — только не ему в глаза. Чувствую себя до ужаса неуютно.
Кой черт меня дернул жаться к нему? Прошел какой-то час, а все, о чем я мечтаю, — заполучить машину времени, чтобы вернуться в прошлое и отхлестать себя по щекам. О чем я думала? И как вести себя с ним дальше?
Пересмешник же ведет себя так, будто бы ничего не было. И на ужине что-то болтал, и сейчас в нем не ощущается ни капли напряжения. Наоборот, настроение даже приподнятое.
— А ты себя нормально чувствуешь для ночной прогулки? — уточняет и тут же усмехается. — Мои ребра жаждут принять горизонтальное положение и точно отомстят мне завтра, если я их не послушаюсь.
Все же заставляю себя посмотреть на мужчину. Он уселся на край кровати, широко разведя колени и уперев в них локти; волосы взъерошенные. Быстро понимаю почему — уже на моих глазах запускает в них пальцы и зачесывает назад; несколько прядей слушаться не желают и тут же снова падают вперед на лицо.
— Я могу сходить на разведку одна, — предлагаю на полном серьезе.
На самом деле, мы потеряли несколько дней. Вдруг люди в черной одежде уже нашли то — или того, — что искали, и теперь намертво замуровали люк и убрались восвояси? А если все еще ходят поблизости, то стоит в этом убедиться, проверить, в то ли время, что и прежде, они выбираются на поверхность.
Не знаю, будет ли от такой слежки много пользы, но сидеть
— Плохая идея, — вторит моим мыслям сожитель. Вздрагиваю от неожиданности и только потом соображаю, что он не телепат и говорит совсем не о той идее, о которой думала я, — отвечает на мою предыдущую реплику. — Ты сама еле на ногах стоишь.
Неправда. Просто у меня, должно быть, воспаленные глаза от невыплаканных слез. Плакать мне больше не хочется, а вот спрятаться под одеяло с головой и закрыться от всего мира — очень даже.
Мотаю головой.
— Со мной все в порядке, — пересиливаю себя и упрямо смотрю в ответ.
— Ну-у, — Пересмешник с обреченным выражением на лице разводит руками и встает. — Тогда мы, в смысле я и ребра, идем с тобой.
А утром ему и его героическим ребрам предстоит отправиться на рудник… Чувствую укол совести. Какой бы род деятельности Сова мне завтра ни поручила, это все равно физически будет гораздо легче.
Вздыхаю, сдаваясь.
— Укладывай спать свои многострадальные ребра.
— А ты? — привычно вскидывает бровь, ту, которую шили, и в который раз морщится. Похоже, кому-то следует менять привычку. — Со мной? — поднимает руки ладонями наружу. — Обещаю не приставать.
— С тобой, — киваю.
А куда я денусь?
Или намекнуть Пересмешнику, что ему следует взять одеяло и лечь на полу? Самой опять спать не в кровати не хочется ужасно — к хорошему быстро привыкаешь. Вдруг сожитель решит оказать мне любезность?
Да уж, любезность — с его-то ребрами…
Так и не внеся предложения по разделению спальных мест в мою пользу, беру с подоконника фонарь и разворачиваюсь к двери.
— Ложись. Я скоро приду.
— Тебя проводить? — тут же вызывается Пересмешник.
Закатываю глаза.
— В туалет? — уточняю с усмешкой. — Спасибо, папочка, я не провалюсь в «колодец».
Мужчина не настаивает. И правда, если бы он вздумал провожать меня до туалета, это было бы более чем странно.
С фонарем в руках выскальзываю за дверь.
— Если что, кричи! — доносится мне вслед.
Спешу по коридору, улыбаясь себе под нос.
На крыльце сидит Пингвин, курит самокрутку. Одаривает меня неприязненным взглядом, но поползновений в мою сторону не делает. Хотя выражение его лица ясно говорит, что точка между нами для него еще не поставлена.
Черт с ним. Полезет, когда буду возвращаться, или попытается преследовать, действительно закричу. В прошлый раз я здорово сглупила, выясняя с ним отношения один на один. Впредь буду умнее.