Птицеферма
Шрифт:
— Они, чтоб их…
— Не плюйся!
— Да я не морковкой. А слюна — это даже удобрение.
— Не слышала о таком удобрении.
— Ха, да что ты знаешь… Хотя-я-я… Если ты два года орудуешь тут серпом и тяпкой… Два же, говоришь?
— Зачем они тебя ищут? — не собираюсь отвечать на вопросы этого Дэвина до тех пор, пока не получу ответы на свои. Впрочем, и потом не собираюсь. Он мне не нравится и у меня нет ни единого повода ему доверять. — Ты один из них?
В ответ — печальный вздох.
—
— Подробнее.
— Ты мне еще нож к шее приставь, — молча достаю складной нож, тот раскрывается с тихим, но прекрасно идентифицируемым щелчком для любого, кто имел хотя бы отдаленное отношение к оружию. Дэвин имел. — О, — комментирует он звук. — Угрожаешь?
— Предупреждаю. А еще я могу закричать. И если нас не услышат твои сообщники, то услышат местные зомби, как ты их называешь, и тогда тебе точно не поздоровится.
В этот момент моего нового — или старого? — знакомого сгибает надвое, и он закашливается.
— Ты болен?
— Тос… тос… тоской, — удается ему выговорить с третьего раза.
— Я серьезно.
— Да шут его знает, — наконец, у него получается восстановить дыхание. — Это местные тут привиты ото всякой заразы и для улучшения иммунитета, чтобы побольше впахивали на благо властей за пару кусков синтетического мяса в год. А меня ничем не тыкали. Мог и воспаление легких подцепить. Ночи в шахте холодные.
— Ты ночевал в шахте?
— А где же еще?
— Я знаю, те люди искали тебя там.
— Хе. Пусть ищут.
Молчание. Хруст моркови.
— Так ты расскажешь мне, кто эти люди и чем занимаются? — заговариваю первой, понимая, что съедено уже не меньше пяти морковок, скоро рассвет, а я не узнала ничего, кроме имени этого человека.
Хруст прекращается. Он снова поворачивается ко мне. В темноте блестят глаза.
— Слушай, Эмбер, детка, ты только подумай, если ты не решила меня разыграть, а правда ничего не помнишь, то это супер-мега-нереальное совпадение. Я-то считал, ты как коп ведешь тут расследование, а ты…
— Значит, ты знаешь, что я коп? — перебиваю.
— Эге! — радостно сияет белоснежными зубами. — Значит, и ты знаешь, что ты коп!
Да что ты будешь делать? Мне нужна информация, и у меня категорически мало времени.
— Кто. Эти. Люди? — уже шиплю.
— Кто-кто, — Дэвин обиженно ворчит и с хрустом надкусывает морковь, — наркоторговцы. Ты что, правда не в курсе, что тут происходит?
Качаю головой, но потом спохватываюсь, что темно, и отвечаю вслух:
— Нет.
— Детка, тогда дело — дрянь. Пандора — это же главное место по добыче синерила.
Синерил, синерил… Что-то до боли знакомое. Так и вертится на языке, но… Нет, не помню.
— Синерил, «синий туман», — подсказывает Дэвин, чувствуя заминку. — Ну же. Величайший наркотик современности.
Закусываю губу. Все сходится. Меня могли отправить на Пандору, чтобы выяснить, что здесь происходит, если сумели до этого засечь нечто подозрительное, но нуждались в доказательствах.
Молчание затягивается. Я пытаюсь что-нибудь вспомнить, но тщетно. Дэвин же, кажется, воспринимает мое молчание как осуждающее.
— Да знаю, знаю, — будто оправдывается. — Я бы и сам в это дерьмо не полез. Ты же знаешь, я по мелочи: легкая наркота, галлюциногены, травки всякие… А, точно, не знаешь… Короче, пообещали денег. Думал, подзаработаю. А как срок подошел, говорю: ну все, я помчал. А они мне «пушку» в нос. Нечестно.
Издевательски хмыкаю.
— Да уж, нечестно, когда один наркоторговец направляет ствол на другого наркоторговца.
— Я не наркоторговец, я курьер, — возмущается Дэвин.
— Да хоть бабка Санта Клауса, — вспыхиваю.
— Гы, узнаю мою детку.
Ему хорошо, он узнает. Чего не скажешь обо мне.
— Зато я ничего не узнаю, — бормочу.
— Точно, я и забыл. Ты же зомбячка, — сначала собеседник начинает ржать, потом закашливается. — Вот как… Вот как… судьба поворачивается.
— Еще раз назовешь меня зомбячкой, воткну тебе нож в колено, — предупреждаю на полном серьезе. Смех обрывается. — А теперь подробнее: кто ты, кто я, откуда ты меня знаешь?
— Кто-кто, — ежится, напоминая нахохлившуюся птицу на ветке, — я твоя первая любовь, детка.
Открываю и закрываю рот.
У меня нет слов.
— Давай сначала, — прошу. — Представь, что я вообще ничего о себе не знаю.
— А ты знаешь? — подначивает этот наглый тип.
— Догадываюсь, — ухожу от прямого ответа.
Повисает пауза. Уже хочу поторопить собеседника, полагая, что тот тянет время. Но, оказывается, он просто раздумывает, с чего начать.
— Тебя зовут Эмбер Николс, но, кажется, ты в курсе…
— Дальше.
— Эмбер Николс. Родилась в городе Сантьяго, это окраина Нового Рима. Твоя мать баловалась алкоголем и наркотой. Наркоту ей, кстати, мой отец продавал, — уточняет не без гордости.
— Дальше, — огрызаюсь.
— Ну-у, — задумывается. — Отец твой сгинул куда-то. Ни разу его не видел, хотя мы были соседями. Мы с тобой крутили любовь с седьмого класса. Весело отдыхали, мечтали окончить школу и свалить из нашей дыры, — замолкает, чешет затылок, припоминая. — Только ты к концу школы с какой-то девчонкой познакомилась. Джиллиан… Джулия… Черт ее знает. Заучка из семьи то ли библиотекарей, то ли мелких клерков. И тебя как подменили — давай играть в ее няньку: ее отлупят — ты вступаешься. Я ещё думал, что-то ты отрываешься от коллектива… А потом вообще спрыгнула.