Птицеферма
Шрифт:
Ничего не помню. Память молчит.
— Откуда спрыгнула? — уточняю. — С иглы?
Дэвин снова закашливается. Терпеливо жду, когда его отпустит.
— Обижаешь, детка. Мы никогда не кололись.
— Не важно, — отмахиваюсь. — Дальше.
— А что дальше? — ох и любит же он повторять: то «что-что», то «кто-кто», теперь это. — Весело жили, о звездах мечтали. А потом тебя понесло в столицу на какую-то акцию протеста. Заучка твоя и потащила. За природу бороться, что ли. Маразм идеалистов, так я это называю…
— Дальше, — одергиваю.
Я плохо помню Джилл, но точно знаю, что дружила с
— Дальше, дальше, — опять повторяет, жутко этим раздражая. — Там ты познакомилась с тем типом из богатеньких. И все.
— Что — все? — мне уже на полном серьезе хочется выбить из этого человека все, что он знает.
— Да опять подменили тебя, вот что, — огрызается в ответ. — «Ник то», «Ник сё». Как там его?.. Валенсус? Валентис?..
— Валентайн, — подсказываю.
Отворачиваюсь. Сижу, обнимая колени, смотрю на далекие звезды.
— Ну, естественно, Валентайн! Погоди… — до Дэвина доходит то, что я поняла сразу. — Его ты помнишь, а меня нет, значит?!
— Угу, — подтверждаю.
— Ну даешь, — похоже, для него это по-настоящему обидно. К черту. Не намерена никого утешать. — Ну, так, — слава богу, продолжает без напоминания, — Валентайн вскружил тебе башку, что, мол, не важно, кто ты и откуда, можно всего добиться. Что главное — цель и желание. Ты на нем точно помешалась, в рот ему заглядывала. Кирси тебе еще сказала: «Хочешь его, так переспи и уймись». А ты нам задвинула речь, что вы друзья и он просто очень хороший человек. Ну-ну. Сама потом и протрепалась, что он просто занят, а ты вроде как со мной, — пауза. — Собственно, примерно тогда мы с тобой и разбежались. Знаю только, что ты поехала в столицу поступать в Полицейскую Академию вместе со своим Валентайном. Поступила. Карьера, все дела… А мы остались. Но, видишь как, судьба все равно сведет, если ей нужно. Чего молчишь-то?
А я так и сижу, не шевелясь, понимая, что начинает светать. Нужно уходить и как можно скорее. То, что нас не заметили ни жители Птицефермы, ни наркоторговцы — уже удача. Не стоит испытывать судьбу и дальше.
— Скажи мне, ты видел этого Валентайна? — поворачиваю голову к собеседнику.
Действительно светает — различаю его лицо уже гораздо отчетливее. Смуглое, с крупными глазами, подвижное. Он сам весь какой-то вертлявый, движения резкие, как и речь — быстрая.
Дэвин потирает подбородок одной рукой, во второй все еще держит за ботву недоеденную морковь.
— Видел пару раз, — кривится. — Но ты нас не знакомила. Так, прилетал за тобой на флайере. Джемма еще смеялась, что с твоей детской страстью ко всему, что летает, ты влюбилась не в парня, а в его флайер.
Кирси, Джемма, Дэвин… Трясу головой. Тяжело — слишком много имен.
— Как он выглядел? — требую.
— Классный. Одна из последних моделей.
— Не флайер! Валентайн.
Дэвин выпячивает и без того пухлую нижнюю губу, раздумывая; чешет в затылке.
— Я тебе художник, что ли? Обычный. Блондинистый тип, — убирает руку от головы и разводит обеими руками в воздухе. — Длинный, светлый. Вам, девчонкам, такие нравятся. О,точно! Кирси еще звала его «твой голубоглазый».
Голубоглазый блондин, значит?
Не могу понять, что я чувствую больше: злость или облегчение.
Голубоглазый
Ник, я тебя убью.
ГЛАВА 24
Бегу так быстро, как только могу. Подошвы ботинок пружинят от глины, дыхание сбивается. Уже почти совсем светло.
Ноги подводят уже во дворе поселения. Задеваю носком обуви крупный камень, спотыкаюсь, падаю, в последний момент успев подставить перед собой руки. Ладони встречаются с жесткой глиняной поверхностью, кисти обжигает болью, и в этот момент меня накрывает.
Вспышка и следующая за ней головная боль ослепляют и дезориентируют. Пытаюсь подняться, но снова падаю; на этот раз набок. Лежу на земле, обхватив плечи руками, и судорожно хватаю ртом воздух. Но это лишь тело — мое сознание не здесь, не сейчас…
…Бег, погоня, прерывистое дыхание. Босые ноги, изрезанные осколками битого стекла.
И тут одна из дверей, мимо которых я бегу, открывается, и мое запястье обхватывают чужие пальцы; держат крепко, но не больно. Затаскивают внутрь.
Хлопает дверь, и я оказываюсь практически прижата к парню в светлой футболке. Не вижу лица — он слишком близко, и мой взгляд почему-то устремлен ему в шею.
— Придурок, руки убрал! — шиплю и вырываюсь.
Но эта эмоция лишь напоказ. Мне не страшно, и я не злюсь — мне весело и хочется хохотать.
Отступаю и вскидываю глаза на молодого человека, гостьей которого внезапно оказалась. У него красивое тело… Взгляд поднимается вверх, и я встречаюсь с ярко-голубыми глазами. Парень — примерно мой ровесник, высокий, светловолосый, очень симпатичный.
Мне нравится этот незнакомец, с удовольствием вывела бы его из этого статуса и познакомилась бы поближе. Но я также вижу обстановку дома, в который попала. Нет-нет-нет, это не мой уровень. Нужно убираться отсюда, пока мой же «спаситель» не сдал меня копам.
Ни слова не говоря, собираюсь выскользнуть обратно за дверь, как вдруг понимаю, что для этого мне придется повернуться к молодому человеку спиной. А зеленые листочки прикреплены у меня только на груди и спереди между ног. Поворачиваться голой задницей к симпатичному незнакомцу мне не хочется категорически.
Недолго думая, пячусь спиной к выходу.
«Спаситель» же продолжает дружелюбно улыбаться. Мало того — протягивает мне ладонь.
— Я Ник.
Надо же, какой вежливый. Меня снова начинает разбирать смех, но теперь от абсурдности ситуации.
— Эмбер, — отвечаю честно.
Вряд ли мое имя что-то даст ему или полиции. Я приехала в столицу автостопом, мое пребывание в городе нигде не зарегистрировано, поэтому они могут еще долго разыскивать девчонку по имени Эмбер. Нас миллионы, получите!