Путешествие по Средней Азии
Шрифт:
правивший в Бухаре, пока его господин был в походе в Коканде, еще в тот же
день велел разузнать обо мне у хаджи, (Чрезвычайно интересен рассказ о
состоявшейся позднее встрече Рахмета Бия, получившего тогда уже повышение и
ставшего инаком^80 , с русским чиновни-ком господином фон Ланкенау, членом
комиссии, которая должна была заклю-чить мирный договор с Рахметом как
полномочным представителем эмира. Господин фон Ланкенау поместил об этой
встрече в июне 1872 г. во французской газете очаровательный, но незаслуженно
лестный для меня фельетон, из которого я здесь хочу привести соответствующий
отрывок.
"Во всем ханстве, - говорит господин фон Ланкенау, - он (Рахмет) был
единственным, кого отважный Вамбери не обманул своим переодеванием. Этот
путешественник говорит, что, когда он представился Рахмету, управлявшему
тогда в отсутствие эмира всей Бухарой, он не без робости и дрожи смотрел в
глаза проницательного наместника, сознавая, что его тайна была угадана
последним или близка к разгадке.
Когда мы однажды позже спросили Рахмета-инака, не помнит ли он святого
пилигрима-хаджи, хромого, с очень смуглым лицом, который лет пять назад был
в Бухаре и Самарканде, он ответил, улыбаясь: 'Хотя каждый год в эти святые
места приходит много паломников, я все-таки догадываюсь, кого вы имеете в
виду. Этот паломник был очень ученый хаджи, гораздо более ученый, чем все
другие бухарские мудрецы".
Мы сказали ему, что это был европеец, и показали книгу Вамбери, из
которой перевели место, где знаменитый путешественник говорит о самом
Рахмете.
'Да, я это знал, - ответил Рахмет,-но я знал также, что это не вредный
человек, и не хотел погубить такого ученого мужа. Муллы ведь сами были
виноваты, что не угадали, кто находится среди них".) но в текке эмир не мог
приказывать, так что на расспросы никто не обратил внимания и мне ничего об
этом не было сказано.
Мои добрые друзья сказали всем: "Хаджи Решид не только добрый
мусульманин, но и ученый мулла, и всякое подозрение против него - это
смертный грех". А мне между тем дружески посоветовали, что мне следует
делать, и только благодаря наставлениям и благородной дружбе своих товарищей
в Бухаре со мной не случилось несчастья, так как, не говоря уже о печаль-ном
конце моих предшественников в этом городе, я обнаружил, что Бухара опасна не
только для нас, европейцев, но и для всякого чужеземца, потому что
правительственная система шпио-нажа достигла высокой ступени совершенства.
На следующее утро я вышел в сопровождении Хаджи Салиха и еще четырех
спутников осмотреть город и базары. Хотя нищета улиц и домов намного
превосходит бедность, скрывающуюся за самыми жалкими жилищами персидских
городов, а пыль по колено в "благородной" Бухаре произвела на меня совсем
небла-городное впечатление, я был все-таки потрясен, когда попал *[138] *в
первый раз на базар, в гущу колышущейся толпы. Далеко не столь красивые и
роскошные, как базары в Тегеране, Тебризе и Исфахане, базары в Бухаре
представляют для чужеземца вследствие разнообразия рас, одежд и нравов
поразительное, ни с чем не сравнимое зрелище. Большинство людей в толпе
относится к иранскому типу, они носят белые или синие тюрба-ны: белые - люди
благородные и муллы, вторые, очень идущие к лицу, - купцы, ремесленники и
слуги. Далее, можно заметить татарские физиономии всех оттенков, от узбека
до киргиза; впрочем, можно, не видя лица, всегда отличить туранца от иранца
по неуклюжей, твердой походке. В этой толпе, состоящей из двух главных рас
Азии, представьте себе вкрапленных тут и там нескольких индусов (мултани,
как их здесь называют) и евреев, которые носят как отличительный признак
(Эламети тефрики^81 , который, согласно Корану, должен носить каждый
немусульманин, чтобы не тратить на него приветствие "Салям алейкум! " ("Мир
да будет с тобой!")) что-то вроде польской шапки и шнурок вокруг бедер.
Индус с его красным знаком на лбу и желтым лицом мог бы сойти за пугало на
большом рисовом поле, еврей со своими благородными, прекрасными чертами лица
и великолепными глазами мог бы позировать нашим художникам, являя образец
мужской красоты. Мы должны также упомянуть туркмена, чьи смелые огненные
глаза сверкают ярче всех прочих; вероятно, он думает про себя, какую богатую
добычу принес бы здесь аламан. Афганцев встречается очень мало; у них
длинные грязные рубахи и еще более грязные свисающие вниз волосы, на плечи
наброшен по римскому образцу полотняный платок, однако они мне кажутся
людьми, которые, ища спасения, выбежали в полночь на улицу из горящего дома.
Это пестрое смешение бухарцев, хивинцев, кокандцев, кирги-зов,
кипчаков, туркмен, индусов, евреев и афганцев представлено на всех главных
базарах, но, несмотря на то что все в толпе беспрестанно двигались в разные
стороны, я не заметил и намека на шумную базарную жизнь, которая так
характерна для Персии. Я держался рядом со своими спутниками и бросал беглые
взгляды на лавки, в которых было больше русских галантерей-ных и
мануфактурных товаров и совсем немного западноевро-пейских, прибывших через