Ради тебя одной
Шрифт:
Поэтому первым выстрелом я выбил у него из руки пистолет. И если честно, на его руку с пистолетом я истратил целых три пули. Маслом кашу не испортишь. А уже четвертую и пятую засадил ему в живот. Потому что даже с напрочь испорченной одной рукой этот мужчина оставался для нас с Ефимом чертовски опасным.
– Тормози, придурок, – сказал я карлику. Тот послушно притормозил. – Теперь оружие сюда, – приказал я. – Осторожно-осторожно! Мне ведь не жалко твоих мозгов! – А чтобы вышло убедительнее, больно ткнул стволом в висок.
Карлик, не дыша и осторожно держа пистолет за ствол, передал его мне. Обычный «ижак». Точно такой же, какой был у покойного Антона Петровича Голикова. Я убрал свою «пукалку» в карман, оставив в руке трофей: «ижак» в ближнем бою гораздо сподручнее – останавливающее действие девятимиллиметровой пули всегда впечатляет.
Волкодав даже попыток не предпринял изменить ситуацию. Он уже понял, с кем имеет дело, и счел за лучшее отдаться судьбе. Тем более что с одной рукой и простреленным животом с ней особо-то и не поспоришь.
– Давай скорей, – тихо сказал он. – Или так, или так.
Логично. Если смерть – то без мук. Если жизнь – то с ранением в живот все решает скорость медицинского вмешательства.
К «Фелиции», запыхавшись, подбежал Ефим. Вот ведь рыцарь сидячего образа! Пробежал десять метров, а дышит, как марафонец.
– У тебя все в порядке? – спросил он, открывая дверцу.
Волкодав начал сползать на улицу.
– Придержите его, пожалуйста, – попросил я, выскочил из своей дверцы и, обежав машину, открыл дверцу водителя.
– Здорово, м…к! – обрадовался Береславский, увидев карлика.
– Здравствуйте, – без энтузиазма прошептал водитель.
– Ты меня здорово напугал тогда!
– Я человек маленький! – заныл лилипут. – Мне сказали – я делаю.
Я торопливо обыскал волкодава, забрал у него документы и все мои приспособы, включая «П-38». Раненому уже было откровенно плохо.
– Давай скорей, – прошептал он.
– Пристрелить его? – спросил я у Ефима.
Береславский замялся: такими категориями он пока мыслить не привык.
– Вы ж на войну собрались, – ухмыльнулся я.
– Пошел в жопу, – конструктивно отреагировал мой начальник.
– Не тяни, – взмолился волкодав.
– Живи, мужик, – принял я решение. – Только смени команду. Чтобы потом перед детьми не стесняться.
Я был не только гуманен, но и логичен: этот парень все равно уже неопасен. До того, как он поправится, умру либо я, либо Жаба. К тому же он разрешил мне почесаться.
Волкодав благодарно посмотрел на меня и закрыл глаза.
– А с этим что делать? – спросил я.
– Где Ивлиев? – поинтересовался у карлика Береславский.
– Не знаю такого, – заныл лилипут.
– Я сейчас тебе в морду дам, – неубедительно сказал мой начальник.
– А я вдобавок пристрелю, – гораздо более убедительно дополнил я.
– Действительно не знаю! – заверещал урод.
Ефим размахнулся и сильно, как ему, наверное, показалось, дал допрашиваемому в морду. Голова малого бойца слегка качнулась, но он держался, как Мальчиш-Кибальчиш. Даже когда подошел я.
– Не знаю, – уже хрипло рыдал он. – Мы только привезли. Где он – не знаю.
– Его надо взять в заложники, – сказал Береславский. – И пытать, чтобы все сказал. Война так война.
– Позволю с вами не согласиться, – сказал я.
– Почему?
– А где вы его будете держать?
Ефим, задумавшись, промолчал.
– И как будете пытать?
Молчание стало еще глубже.
– Надо сваливать отсюда, – принял решение я. – На «Фелиции».
– Почему не на «шестерке»? – спросил шеф. – Она менее заметна.
– Особенно когда без радиомаяка, – ухмыльнулся я. Судя по тому, как его уверенно вели, это не было очень сложной задачей.
Я забрал документы на «Фелицию», закрыл в салоне «шестерки» раненого волкодава. Пистолет его сунул под капот. А Береславский, движимый одному ему понятными чувствами, почему-то запер карлика в багажнике. Я не стал возражать, потому что и у меня этот человек не вызывал никаких теплых чувств.
Искушать судьбу мы не стали, проехали на бандитской машине совсем недолго. По дороге Ефим позвонил в «03» и вызвал «Скорую» волкодаву. Остановились мы в полукилометре от моей припрятанной «копейки».
– Где такой антик приобрел? – поинтересовался Ефим, неравнодушный к машинам.
– В Южном порту, за двести двадцать баксов, – похвастался я. – А ваша «шестерка» с какой свалки?
– В Митине на автостоянке купил, – сказал Ефим. – Утром, за пятьсот семьдесят уе.
– Так она на вас записана? – забеспокоился я. Придется придумывать версию с угоном. Бандиты вряд ли в чем сознаются, но припутывать в это дело Ефима все равно нехорошо.
– Нет, конечно, – с улыбкой, как маленького, просветил меня шеф. – По доверенности езжу. Рукописной. Свои данные сам потом вписывал. Так что не моя это машина. До стоянки ехал на попутке и на метро. И покупал ее без очков, в контактных линзах. И в Наташкином парике, – гордо выговорил он, сам, похоже, потрясенной собственной подготовленностью к криминальной жизни.
Я же – благо на улице темно – улыбнулся, представив себе Ефима в парике жены. Думаю, продавец просто обалдел от такого зрелища и навсегда запомнил ненормального покупателя. Правда, вряд ли сумеет его толково описать: слишком ярким выдался образ.
Уже в моей «копейке» занялись тем, ради чего, собственно, и планировали встречу. Ефим вкратце рассказал о своем пленении карликом – вот откуда страшная месть с багажником! – и последующем разговоре с Жабой. Хотя я и предполагал, что Прохоров нас не пощадит, новость была скорее печальной. Береславский смешно хорохорился, рассказывая, как крепко он боролся с врагами и смело им отвечал. Его голос дрогнул, лишь когда он дошел до угроз жене и дочери.