Ради тебя одной
Шрифт:
– Может, вам меня сдать все-таки? – спросил я.
– Ты что, ох…л? – даже в ночи побелел Ефим. – Ты за кого меня принимаешь?
– Тактическая комбинация, – пришлось оправдываться мне. – Скажете адрес, где я сижу, но за пятнадцать минут до их появления я исчезну. Вы честно старались, но не вышло.
– И что это даст?
– Важно вывести вас из игры. Не под прицелом вы будете более полезны.
Береславский вздохнул:
– Ты думаешь, я не вижу твоих ухмылок?
Я смутился. Честно говоря,
– Я не полный идиот, Сереж, – грустно сказал мой шеф. – И имею кое-какие принципы. Но здесь даже принципы не нужны. Я ведь немножко в людях разбираюсь. – Он замолчал.
– Ну и?… – требовал я продолжения. Он действительно говорил что думал. А думал мой шеф всегда неплохо.
– Из этой игры не выйти, – спокойно сказал Береславский. – Даже если бы захотел. Может, это и к лучшему: нет никакого соблазна стать подлецом.
– Вряд ли бы вы стали подлецом, – без всякой лести сказал я. – Даже если бы имели возможность.
– Но к «Фелиции»-то не пошел, – вдруг вырвалось у него. – Испугался.
– Правильно сделали, что не пошли, – искренне сказал я. – Просто пристрелили бы вас, и все. Или сделали вторым пленником. А так на хвосте нервы им портили. Да если б не это, мне бы не выбраться!
– Спасибо, – сказал Береславский. – Но я все равно струсил. И до этого тоже, в парке.
– Если б вы знали, как я струсил, – утешил я его. – Особенно когда волкодав финку отобрал. В тесноте она сильней пистолета. Махнул по горлу – и привет.
– Ты – струсил? – не поверил Ефим Аркадьич.
– А то нет? – рассмеялся я. – Пока мы живые – мы трусим. Важно только, даже струсив, суметь сделать свое дело. Мы с вами сумели.
– Ну ладно, вернемся к нашим делам печальным, – приободрился он. – Вместе будем воевать. Иначе нас убьют поодиночке.
– Я согласен воевать. Но как?
И рассказал ему о плодах моих изысканий. В Госдуме Жабу не схватить. В дороге – тоже: машина бронированная, перемещается всегда с охраной и на большой скорости. Днем вообще мало ездит, чтобы в пробках мишень из себя не изображать: видимо, врагов у него и без нас достаточно.
Еще есть квартира и коттедж. В квартире Прохоров последний раз был полтора года назад. А в коттедж не пробраться. Все эти данные собрал я и мои небескорыстные помощники, сданные мне напрокат старым приятелем из структуры, курирующей МВД. Приятель помог по дружбе, бесплатно, но его сексоты трудились только материально мотивированно: половина шефовых денег уже ушла.
И, пожалуй, последнее: я нашел дом, в котором Жаба, похоже, проводит свои конспиративные встречи. За четыре дня был там три раза. (Тут Береславский расстроился: оказывается, он тоже нашел этот дом, а шеф терпеть не может делиться с кем-нибудь славой.)
Это было бы единственной возможностью грохнуть Жабу, но там столько охраны, что внутрь не сунешься. И снайперу делать нечего: «Мерс», не останавливаясь, делает поворот и исчезает в заранее открытых воротах гаража-подвала.
– Короче, надо кумекать дальше, – честно сознался я. – Пока у меня соображений нет.
– А у меня – есть, – вдруг сказал шеф. Странно, но ему я поверил сразу. Он многое умеет делать хорошо. Почему бы ему не придумать, как мочкануть Жабу?
– И как мы поступим? – спросил я.
Он ответил вопросом:
– Какова бронепробиваемость винтовки Мосина на расстоянии примерно тридцати пяти – сорока метров?
– Вот это вопрос! – восхитился я. – Профессиональный. Только по движущемуся бронированному «Мерсу» из трехлинейки палить – все равно что в белый свет. Тем более стекла тонированные и пассажира не видно. Может, его там вообще нет. Лучше уж из гранатомета, кумулятивным снарядом. Но говорят, что у него броня с асбестовой прокладкой. А даже если не так – все это из области фантастики.
– А кто сказал, что по «Мерсу»? – задумчиво переспросил Ефим Аркадьич.
– А по чему же? – поразился я. – По даче? Или по Госдуме?
– По дому, который мы с тобой нашли.
– У него ж даже окон нет! – Похоже, Ефим от всех этих передряг слегка спятил.
– Они есть. Просто заложены. В полкирпича. У меня подробные поэтажные планы, – добавил шеф. – Я могу «привязать» его кресло к строительным осям с точностью в двадцать сантиметров.
– А если он кресло передвинет? Поудобнее устроится? Так и будем палить время от времени? – поинтересовался я.
– Мы будем палить один раз, – спокойно сказал Береславский. – Одну-две обоймы. По геометрическому прицелу.
– А корректировщиком кто будет? – не выдержал я. – Секретарша его?
– Я буду корректировщиком, – подвел черту шеф.
– Да он не будет с вами больше разговаривать! Вы же сами сказали!
– Будет, – улыбнулся Ефим. – Я сделаю ему предложение, от которого он не сможет отказаться.
(«Все, – безнадежно подумал я. – Наша армия – непобедима. В ней два человека, и оба – супербойцы: одного комиссовали из-за проблем с головой, а второго готовили по спецпрограмме: зачитывая вслух бестселлеры».)
Обижать мужика не хотелось, и мой ответ был мягким:
– Трехлинейка капитальную стену не пробьет. А там еще перегородки. – Я все-таки, любопытства ради, посмотрел в тут же набросанную Ефимом схему.
– Я же сказал – там не капитальная стена, – упрямился Береславский. – Там в полкирпича. Проемы заложенные.
– Все равно. Стандартная пуля, калибр семь шестьдесят два, стандартный патрон. Даже если пробьет, куда полетит – неизвестно.
– А «СВД»? – спросил Ефим.
– Откуда такие познания? – улыбнулся я.