Ради тебя одной
Шрифт:
«Привязать» макет к стене по строительным осям помогла «живая» фотография рекламного щита, сделанная с натуры Мариной Ивановной. Тоже, конечно, относительно «живая»: снимала-то Марина Ивановна цифровой камерой Береславского Nikon-990.
– Руки и труд человека дивные дива творят, – мурлыкал Ефим себе под нос. Может, он в словах что-то и напутал, но 3,34 мегапикселя, записанные на флеш-карту нелюбимой им «цифры» (Ефиму все время казалось, что из добротных, проработанных изображений в цифровом исполнении уходит нечто неосязаемое, а именно – душа), окончательно «сшили» виртуальный макет и реальную стену.
Далее
Впрочем, не исключено, что целиться Велегурову придется малость выше или ниже этой кнопки: когда станет ясно, на какой высоте окажется амбразура в торцевой стене дома напротив.
Ефим вдруг поймал себя на мысли, что спокойно и, он бы даже сказал, буднично занимается не вполне обычным для себя делом: подготовкой заговора с целью убийства видного государственного деятеля. Он даже в затылке почесал, захваченный внезапно открывшейся перспективой. Но потом резонно решил, что лучше иметь проблемы после смерти Жабы, чем не иметь их после собственной безвременной кончины.
Дверь кабинета внезапно открылась, и в нее ворвался разъяренный главный бухгалтер «Беора» Александр Орлов. (Ефим мгновенно захлопнул ноутбук.) За ним показалась смущенная и встревоженная Марина Ивановна, получившая от Ефима абсолютно недвусмысленное указание: «Не пускать никого!»
– Что тут за тайны мадридского двора? – с порога разорался обычно тихий Сашка, заметивший инстинктивное действие Ефима.
– Сядь, успокойся, – поприветствовал друга Береславский.
– Спасибо, я уже сидел, – вспомнил старое главбух. – Какого хрена вы затаились? Одна молчит, другой молчит, Ивлиева чуть не неделю нет. Твои уехали без тебя. Что происходит? Ты на войну, что ли, собрался?
Береславский вдруг понял, что в данной ситуации лучше не врать. А поскольку рассказать всю правду не представлялось возможным, ответил кратко:
– Скорее – да.
– С кем? – перебил Орлов.
– Сашка, хочешь – обижайся, хочешь – нет, это не твое дело.
– Как это – не мое? – аж зашелся от обиды Александр Иванович. Даже лысина покраснела.
– Так. Не твое. Помочь ты не сможешь. Помешать запросто. Ты свое отвоевал в прошлый раз. Сейчас моя очередь.
За четверть века знакомства Орлов научился разбирать самые тонкие нюансы Ефимова настроения. Здесь было очевидно: ловить нечего. Остается либо смертельно обидеться, либо предложить любую посильную помощь.
С остальными представителями Орлов выбрал бы первое. С Ефимом – пошел на второе.
– Может, ваше высочество мне что-нибудь все-таки доверит? – язвительно поинтересовался он.
– Мне нужны деньги, – сказал Ефим.
– Сколько?
– Сколько есть. И еще пару чистых мобил.
– Это все? – спросил Орлов. Он, конечно же, обиделся.
– Все. Да! – вдруг крикнул он в спину другу, вспомнив кое-что важное.
– Что еще? – обернулся Александр Иванович.
– Если до послезавтра ситуация не рассосется – уезжай с женой и детьми.
– Куда? – спросил Орлов.
– Куда глаза глядят. Учти – за тобой могут следить.
– Это так серьезно? – поразился главбух.
– Более чем, – грустно сказал Береславский. – Надеюсь, за два дня рассосется. Но ты помни. И денег на бега отложи. Гулять придется не меньше месяца.
– Хоть бы объяснили, черти! – в сердцах сказал Александр Иванович.
– Пока нельзя, – с досадой ответил Ефим. – Не обижайся, ладно?
– Ладно, – сгорбившись, ответил Орлов, повернулся и вышел.
А Ефим вернулся к компьютеру. Еще через полчаса файл был в полном ажуре. Пригодилось и высокое первоначальное разрешение. Теперь нужно будет дождаться обеденного перерыва и без свидетелей вывести чертежик на Xerox DC-12.
Я долго обдумывал мысль, пришедшую мне в голову во время беседы с Ефимом. Чтобы пуля пробила стену и не потеряла направления, старая ржавь действительно не годилась. И единственное, что могло подойти, – это пресловутый снайперский комплекс «В-94». Я – один из первых строевиков, которым попался этот агрегат. До нас его испытывали только на тульском полигоне.
«В-94» являлся ужасным по смертоносным возможностям ответом на появившиеся западные ружья пятидесятого калибра, например американский Barret M82-A1 Light Fifty. Этот убойный калибр хорошо известен по знаменитому американскому пулемету «М2» и советскому «ДШК». Последний полвека сбивал всех подряд: от американцев в Корее и Вьетнаме до наших в Афгане. Только для советского пулемета патрон был чуть длиннее.
Здесь же конструкторская мысль пошла еще дальше: опять-таки «от» и «до». От оптического прицела в 13 крат, с возможностью ночной стрельбы, до специальных патронов калибра 12.7х108 миллиметров. Его пуля с тяжелым сердечником из металлокерамики могла нанести тяжелые повреждения даже бронированным целям. Такая кусачая тварь действительно пробивала лобовую броню бронетранспортеров, насквозь прошивала вертолеты и даже танкам при точном попадании могла причинить серьезный ущерб. Тем более что точность и огромная эффективная дальность стрельбы была их главным коньком: рассеивание на дальности в сотню метров не превышало пяти сантиметров! То есть можно уложить всю обойму в спичечный коробок. Короче, ученые и конструкторы не зря ели свой хлеб.
Я хорошо помню, как в одной из командировок Вовчик с дистанции более полутора километров – это было недалеко от селения Цой-Ведено – убрал с крыши полуразрушенного дома минометного корректировщика. Минометов у «чехов» тогда было много, и они нам житья не давали. После Вовкиного выстрела нас довольно долго не беспокоили.
И тут начинается область неприятных воспоминаний. В Чечне начался и там же закончился мой единственный «военно-полевой роман». С Ингой мы познакомились в поезде. Обычном, гражданском. Мы с Вовчиком как раз ехали испытывать этот чертов агрегат, даже без военной формы. А Инга направлялась к младшему брату в Грозный. Брат страдал какой-то редкой болезнью, был практически инвалидом и не мог выехать сам. Она за него очень боялась. Мы с Вовчиком прониклись, предложили помощь. Инга с радостью согласилась.