Рассказ о брате (сборник)
Шрифт:
— Уилф, варите какао. Я скоро приду, — сказала Маргарет.
— Я вас не задержу, — сказала Поппи.
Когда Маргарет вернулась, Уилф сидел в кресле Поппи, на столе стояли две кружки дымящегося какао.
— Я вам не клал сахар, не знаю, как вы любите. Ну как она, ничего?
— Да вроде ничего. — Маргарет положила себе сахар, помешала, потом села. — Мне кажется, она излишне хлопочет.
— Пока мы гуляли, она тут гладила. У меня есть две рубашки, которые она ни за что не хочет отсылать в прачечную. Когда меня нет дома, она заходит в комнату, а потом оказывается, что все перемыто и переглажено.
— Надо было взять ее с собой.
— Да. Но я-то сначала не думал, что мы пойдем в «Башню». Поппи прелесть.
Выпитое полчаса назад пиво сейчас стало действовать, обостряя чувство нежности, которое он испытывал к Поппи. После шести или семи кружек он бы мог и заплакать от того, какая она хорошая.
— Она легла?
— Да, я ее укутала и еще положила грелку.
— Утром все равно встанет. Я ее знаю.
Они медленно пили горячее какао.
— А вкусно, — сказала Маргарет. — У вас здорово получается.
— У меня много талантов. Хотите печенье? Где-то была коробка.
— Да нет, спасибо. Я очень удивилась: ее спальня так богато обставлена. Ковер и белое вышитое покрывало.
— Да, красиво. — Он соображал, не нужно ли дать какое-нибудь объяснение тому, что он хорошо знаком с убранством спальни, но потом заключил просто: — Поппи любит красивые вещи.
— И белье такое!
— Правда? — Здесь уж пришлось изобразить неведение.
— Не следует обсуждать, конечно. Зачем ее смущать?
— Но она ж не слушает.
— Все равно, я не буду входить в детали.
Он взглянул на нее. Их глаза встретились. Может, она подсмеивалась над ним? Может, знает, что его связывает с Поппи?
Маргарет взглянула на слабый огонь в камине.
— Здесь уютно, тихо, почти как дома.
— Да, — он встал. — А я в отличие от вас хочу есть. У нее должна быть банка со свиной поджаркой.
Он пошел на кухню и вернулся с тарелкой хлеба, намазанного свиным жиром.
— Вот попробуйте. Я соскреб со дна, где самое поджаристое.
Она взяла кусочек хлеба.
— Ух ты, как вкусно. Ужасно давно не ела. Это ж надо. Поджарка. Чему это вы улыбаетесь?
— Странно слышать, как вы со своими изысканными интонациями подпускаете вдруг словечки.
— А у меня изысканные интонации?
— Не беспокойтесь. Совсем не слышно местного акцента.
— Это не всегда так было, поверьте. Раньше я шокировала своих дядю и тетю.
— А где они жили?
— В Эмхерсте. Есть в Глостершире такой небольшой городок с большими претензиями.
— Вы туда уехали, когда вам было девять лет?
— Да, — она протянула руку к тарелке. — Можно еще?
— Конечно, — он подвинул тарелку к ней поближе. — Я нарезал на двоих. Так и подумал, что вы не выдержите.
Он глядел, как она тонкими пальцами сложила пополам кусочек хлеба и отправила в рот, языком подбирая случайную крошку.
— Вы сирота?
— Не совсем. Мама умерла, когда мне было шесть лет, а отец, насколько я знаю, жив,
— Вы не знаете, где он?
— Понятия не имею. Может, живет где-нибудь поблизости.
— А разве нельзя узнать?
— Я не пыталась. Мы не виделись с тех пор, как я уехала отсюда. Наверное, я сейчас и не узнала бы его. А он — меня.
— А эти тетка с дядей — по материнской линии?
— Да, тетя Марта — мамина старшая сестра. Была еще третья сестра, но утонула во время эвакуации, в войну, она была медсестрой. Родня матери была довольна обеспеченная. А отец еще до войны служил в армии рядовым, так что мамины родственники прямо-таки гневались, когда она вышла замуж за неровню. Не хмурьтесь, не хмурьтесь. Он действительно ей неровня. Она была раз в десять его лучше. По — своему он был даже добрый человек, так, на свой, грубоватый, манер, но, когда на него находило, превращался в скотину. Насколько я знаю, мать он не бил, но меня однажды избил очень сильно. Правда, почти не понимал, что делает. Его потом посадили в тюрьму на три месяца.
— И лишили родительских прав?
— Почти что. Впрочем, ему было все равно. По крайней мере, с тех пор, насколько я знаю, он не пытался меня найти.
С грохотом открылась входная дверь, послышался пискливый голос.
— Похоже, вернулась Сильвия, что-то сегодня раньше обычного, — сказал Уилф, подошел к двери и слегка приоткрыл ее. Сильвия была не одна. Он не мог разобрать, что говорил мужчина, но по доносившимся обрывкам фраз Сильвии можно было догадаться.
— Поздно… дом разбудишь… я не обещала… Нет, здесь такой порядок… выбросят… иди к жене… ну что я могу поделать… все вы, мужчины, одинаковые… завтра, завтра… ну, хватит, — наступила пауза, — ну хватит, что ли?
Уилф закрыл дверь и вернулся в свое кресло.
— Сражается за честь на пороге дома. Раньше она втихомолку проводила их наверх. Только Поппи положила этому конец.
— Поппи строгих нравов.
Он посмотрел на Маргарет и встретил ее совершенно спокойный взгляд.
— Она, конечно, не синий чулок, но Сильвия каждую неделю приводит нового. Можно сказать, балансирует на грани, а Поппи не хочет, чтоб ее дом приобрел этакую репутацию.
— А на что Сильвия живет?
— Все время меняет работу. То работала официанткой, то на фабрике. Занимается всем, чем только может заняться женщина без образования. Все время должна за квартиру. Поппи много раз грозилась выгнать ее, но у той периодически появляются деньги, и она выплачивает часть долга. А Поппи на самом деле добрая. Мол, если выгнать Сильвию, та покатится вниз. — Он прислушался. — Кажется, она сюда идет.
Распахнулась дверь, на пороге появилась Сильвия и заморгала от яркого света, по очереди разглядывая их.
Темно — русые волосы вокруг тощего лица растрепаны, она отодвинула со щеки прядь. Сегодня Сильвия приоделась, на ней темно — синий старомодный костюм. И хотя он выглядел несколько дико, Уилф подумал, что все-таки это получше, чем те выцветшие и потерявшие всякую форму кофты, в которых она обычно расхаживает по дому. И еще он подумал, что ей не очень повезло в жизни, раз она родилась такой некрасивой. Впрочем, это не мешает ей находить мужчин определенного сорта.