Рассказы

Морочко Вячеслав Петрович

Скорлупка неслась, перепрыгивая с волны на волну, разрывая пенные гребни. А Ивану казалось, он не движется с места.

Шальная мутация — результат облучений или чудовищных травм, полученных на городской магистрали, сшибка непознанных закономерностей одарили его неожиданной властью над «порядком вещей» и нарастающей жаждой ею делиться… Он был чрезвычайно опасен!

У живого во всей Обитаемой Зоне оставался единственный шанс, заключавшийся в том обстоятельстве, что Ивану не продержаться на море больше

минуты.

Не важно, — думал гребец, — какое весло хрустнет первым… Важно, что отчаянно краткая, даже после ретемперации больше похожая на прикосновение Жизнь не обманула, одарила мгновением, стоющим вечности, а теперь… полагается целиком на него.

УТРАЧЕННЫЙ ПОРТРЕТ

«Утраченный портрет» — драматическая фантазия из Иммануила Канта, в ее основе — дуэль блистательного Ума с неугомонным Идиотизмом.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ИММАНУИЛ КАНТ- немецкий философ.

ДИОНИС — гипотетический предтеча философа Ницше.

ЯНУС — приспешник Диониса.

ШУЛЬЦ — придворный проповедник.

ФРАУ КАЙЗЕРЛИНГ.

ГИППЕЛЬ.

КРАУС.

ЛАМПЕ — слуга Канта.

ВРАЧ.

ФЕЛЬДЪЕГЕРЬ.

ТОЛПА.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Вторая половин восемнадцатого века. Главный город Восточной Пруссии — Кенигсберг. Поздний вечер. Комната философа ИММАНУИЛА КАНТА: кровать, кресло, стул, стол, на столе — книги, папки с бумагами, горящая свеча в подсвечнике. На кровати мечется больной КАНТ. Появляются слуга — ЛАМПЕ и ВРАЧ.

ВРАЧ. Уснул?

ЛАМПЕ. Только что говорил и… бросался к столу… С трудом его уложил.

КАНТ /тихо/. Что там ворчит… моя дряхлость?

ЛАМПЕ. Слышите?

КАНТ /чуть громче/. Ну конечно… «И климат теперь уж не тот… и природа истощена, и люди — не так долговечны, и добродетели отживают свой век, и…» /Тихо смеется./ Старому Канту хочется верить, что весь Свет дряхлеет с ним заодно…

ЛАМПЕ. Бредит.

КАНТ. Кто тут? Лампе? /ЛАМПЕ подносит свечу. Видно измученное лицо КАНТА с седыми прядями волос и большим выпуклом лбом./ А, милый доктор, и вы уже здесь?

ВРАЧ. Господин Кант, как вы себя чувствуете?

КАНТ. Когда тебе плохо… кажется, что весь мир никуда не годится.

ЛАМПЕ. Опять бредит.

КАНТ. Лампе…

ЛАМПЕ. Я тут, господин!

КАНТ. Разве я говорю непонятно?

ЛАМПЕ. Вам лучше не разговаривать.

КАНТ /сокрушенно/. Я так и не научил тебя… мыслить логично…

ВРАЧ. Ваш слуга прав. Самое лучшее было бы дать голове отдохнуть.

КАНТ. Помилуйте… разве это возможно?

ВРАЧ. В этом — ваше спасение.

КАНТ. Стало быть… мне нет спасения!

ВРАЧ.

Но вам нужен покой! Как мне вас убедить, что вы себя губите?

КАНТ. Убедить Канта!? Попробуйте…

ВРАЧ /упрямо/. И попробую! /Придвигает к постели стул, садится./ Господин Кант, мне кажется, в настоящий момент вы ведете мысленный спор…

КАНТ. Браво, доктор!

ВРАЧ. Но при вашей болезни такая дискуссия — равносильна дуэли… Шпаги отравлены, и любая царапина может стоить вам жизни.

КАНТ. Резонно… А знаете, кто он?

ВРАЧ. Кто бы он ни был, он может вас погубить.

КАНТ. Даже если еще… не родился на свет?

ВРАЧ. Всякая неосторожная мысль, которую вы нацелите против себя, с намерением угадать ход противника… может стать роковой. Для меня великая честь врачевать самого Иммануила Канта! Так помогите же мне!

КАНТ. Вы считаете делом чести продлевать мои муки? В таком случае еще больший почет принесет вам моя кончина… Вы сможете говорить, что сам Иммануил Кант испустил дух на ваших руках.

ВРАЧ. Мне не до шуток. Прошу вас, попробуйте сосредоточиться на каком-нибудь безобидном предмете!

КАНТ /вздыхает/. Попробую, доктор… так и быть — ради вас… /Затихает, но потом начинает всхлипывать./ ВРАЧ. Вам хуже?

КАНТ. О, нет…

ВРАЧ /решительно/. Но вы обещали мне думать о безобидном!

КАНТ. А что я, по-вашему, делаю?

ВРАЧ. Плачете!

КАНТ. Извините… Не смог удержаться: до слез рассмешил молодой и надутый индюк! /Смеется./ ВРАЧ. О ком вы, профессор?

КАНТ. Таким представляется мне… ваш покорный слуга… лет этак тридцать назад. /Продолжает тихо смеяться./ ВРАЧ. Особенно веселиться вам тоже нельзя… Вообще — ничего возбуждающего!

КАНТ. Господи! Что же мне остается?

ВРАЧ. Вот! Вспоминайте о Господе — это всегда благотворно.

КАНТ. Знаете, почему старики всегда — более набожны? Старость… Она подступает, подобно пустыне… Не успел оглянуться… вокруг уже — ни родных, ни друзей, никого… кроме Бога. /Приподнимается на локтях, пристально смотрит перед собой в темный угол./ ВРАЧ /смотрит в эту же сторону/. Что вы там видите?

КАНТ. Странная парочка. Наверняка… поджидают меня.

ВРАЧ. Кто они?

КАНТ. Первый раз вижу.

ВРАЧ. Галлюцинация…

КАНТ. И… презабавная, я вам скажу! /Посмеиваясь, опускается на подушки./

Свет гаснет… А когда зажигается снова, на сцене — лужайка парка. На месте, где был темный угол комнаты, — два человека. Один из них, ДИОНИС, бледный темноволосый, лет тридцати пяти, в лице — нечто роковое. Двигаясь, он держит руки по швам, слегка наклоняясь вперед, шатаясь, как после болезни. Второй, ЯНУС, детина «кровь с молоком» в полубюргерской-полудрагунской одежде. В одной руке у него пакет, другой — он поддерживает ДИОНИСА.