Рассвет (сборник)
Шрифт:
Секретарь райкома, насупив широкие брови, хмуро глянул на Матвея Лукича, ожидая ответа.
— Огород у тебя, Зябликова, отрезали, согласно решению правления. Ты это хорошо знаешь и не прикидывайся казанской сиротой, — сдерживаясь при начальстве, четко ответил Матвей Лукич. — Что с того, что семь лет здесь живешь? А последние два года в колхозе почти не работала, даже минимума трудодней не производила. За что же тебе колхоз огород должен давать? Чтобы ты на базаре спекулировала? Бездельникам мы не потакаем! Будешь честно работать — пересмотрим свое решение.
Пелагея Антиповна увидела, как посветлело
— Спекулирую?! — завопила она. — А у кого спекулировать научилась? У тебя же! Я свой лук на базаре продаю, а ты колхозный сбываешь черт знает куда, лишь бы дороже! Если я единоличница, то ты кулак! Я до области доберусь…
Ругаясь и отплевываясь, она направилась домой. Издалека увидела Галину, которая переходила улицу.
— У-у-у, гадюка!.. Из-за тебя все началось… Ну, погоди, я тебя выживу отсюда! — пригрозила она девушке сухим костлявым кулаком.
Пастушенко сел на переднее сиденье в машину и, не закрывая дверцы, сухо сказал Матвею Лукичу:
— Кулаком тебя называют. Позор, товарищ Барабанов! Позор для коммунистов такое обвинение. А в принципе она права. О сегодня беспокоишься, деньги выбиваешь, а вперед не смотришь.
— Так хозяйство же какое мне досталось!.. На ноги ставить надо!..
— Надо, знаю! Но ты коммунист, руководитель, государственный человек, должен по государственному и мыслить, а не превращаться в мелкого торговца.
Матвей Лукич молча сопел.
— Где ваш план развития садоводства и виноградарства?
Барабанов растерянно замялся. Планом он до сих пор не занимался, прикидывал пока в уме.
— Позавчера закончилась областная партийная конференция. Ты читал ее решения?
— Еще не успел. Вчера в районе мотался, а нынче вот с вами с самого утра…
— Надо успевать. Или тебе газету прислать с этим решением? — мрачно спросил Пастушенко. — Завтра на бюро райкома будем рассматривать этот вопрос. Смотри, не опаздывай!
Глава тридцать восьмая
Домой после заседания бюро Барабанов и Стукалов добирались в полночь. Все время ехали молча.
Матвей Лукич, сдерживая злость, неистово крутил баранку, гнал машину, не разбирая дороги. Стукалов притих на заднем сиденье. Его бросало из стороны в сторону, но он не произнес ни одного слова и даже начал сопеть, притворяясь спящим. А впрочем, кто знает, возможно, он и в самом деле спал…
На заседании в райкоме, где присутствовали все председатели колхозов. Стукалов подробно рассказал обо всем, что делается в «Рассвете». Рассказал и о том, как Матвей Лукич всячески уклоняется от посадки садов и виноградников. Правда, похвастался успехами в животноводстве, на строительстве. Но все же ему, Матвею Лукичу, записали выговор за невыполнение решения обкома. Напомнили, что и в прошлом году он выставлял ту же причину — отсутствие саженцев, нехватку денег.
«Я его еще должен везти, словно извозчик какой-то», — кипел Матвей Лукич. С предыдущим секретарем было куда проще и спокойнее. Сельского хозяйства он не знал, копался в бумагах и послушно выполнял любое задание Барабанова, хоть внешне был и суров. Матвею Лукичу только этого и надо было.
А Стукалов хоть и прост на вид, улыбается, шутит, словно парень на вечеринке, но у него внутри всегда сидит черт, а улыбающиеся лукавые глаза не пропускают ни малейшего недостатка. И самое главное, ни с чем к нему не прицепишься, ни в чем не обвинишь. В высшей партийной школе он изучал и зоотехнику, и полеводство, и овощеводство, в противовес предыдущему секретарю, который оперировал только лозунгами и цитатами, — неплохо знает сельское хозяйство. Пробовал Матвей Лукич прибрать его к рукам, но не получилось. Смеется, шутит, а свою линию гнет. Вот и сегодня — взял да и рассказал на бюро о положении в колхозе. «Я, говорит, буду говорить объективно». Да разве так делают? В каждом хозяйстве найдутся недостатки, однако не все такие глупые, чтобы выставлять их на всенародное обозрение. А членам бюро райкома что: влепили выговор — и точка. Вот тебе и объективность. После этого как ты с ним будешь работать? А еще выделили ему новый дом. Вчера перевез семью. Не надо было спешить, — размышлял Матвей Лукич.
…Заснул Барабанов только под утро. Часто ворочался, думал и тихо ругался. Вся его жизнь, словно кадры кинофильма, проходила перед глазами.
Отца, саратовского крестьянина-бедняка, забили кулаки в период коллективизации. Мать умерла от голода еще в двадцать третьем году. Он пас скот, поочередно кормясь в каждом доме. Так, возможно, и остался бы сельским пастухом, если бы не старый учитель Павел Африканович. Уговорил он парня, забрал к себе.
«Коров пусть старики пасут, а перед тобой жизнь открывается. Учиться надо!»
Учитель раскрыл парню глаза на жизнь, приобщил его к чтению книг, интересно рисовал будущее, полное трудового кипения и романтики. Поэтому и заиграла горячая кровь Матвея, когда был объявлен комсомольский набор на строительство Магнитогорского железорудного комбината. Захотелось ему нырнуть в кипящую жизнь. Тяжело было расставаться им, но Павел Африканович на прощание сказал:
— Езжай! Возможно, там твое настоящее место. Держись рабочего класса. Рабочий класс тебя человеком сделает.
Лишь три года отработал Матвей на Магнитном. Окончил заочно среднюю школу и потянуло его к земле. А здесь передовым рабочим предоставили возможность поступать в институт на льготных условиях. И Матвей выбрал сельскохозяйственный. Там и познакомился со своей будущей женой, веселой полтавчанкой Марией, которая также работала на Магнитке. После института взял назначение в Полтавскую область. Но в поле недолго пришлось работать, забрали на работу в земельное управление. Просидел в канцелярии вплоть до войны. За неделю перед нападением фашистов поехал в командировку в Москву и с тех пор уже не видел ни жены, ни детей…
После войны ему предложили поехать на работу в Крым. Демобилизованный воин согласился — все равно в Полтаве никого из родных не было, а от дома остались руины.
В Крыму посмотрели в личное дело. «Ага, способный агроном — давай в управление сельского хозяйства!»
И снова сидел над бумагами — сводками, отчетами, графиками, пока после двадцатого съезда партии не взялись по-настоящему за крутой подъем сельского хозяйства. Попросился на работу в колхоз. Послали в «Рассвет». Познакомился с хозяйством и за голову схватился: неразбериха, разруха, запущенность.