Рай тебя не спасёт
Шрифт:
Вернувшись с дежурства, Молох сдал косу на хранение и отправился в душ, после — к себе в кабинет. Случалось, они работали по восемнадцать часов без перерыва на сон и отдых: смертные обожали убивать друг друга. Завтра была не его смена — самое время разобраться с незаконченными делами.
Молох закрыл дверь и трижды повернул в замке ключ, опустился в кресло и включил стоящую на столе лампу. Теперь он сидел в круге света, словно в луче прожектора, а тени прижались к стенам — скрыли стеллажи с папками, шкаф, зеркало. Молох наклонился и выдвинул нижний ящик стола. На дне, под ворохом бумаг, лежали дневники. Ровно двадцать штук. Эти документы давно следовало разобрать. Молох знал, почему тянул до последнего, почему так долго отказывался прикасаться к защищённым магией материалам под красным штампом “секретно”. Он не мог. Не мог заставить себя взять в руки доказательства безумия своего брата, продираться сквозь неразборчивый почерк пифий, смотреть на фотографии убитых и думать о том, что это его, только его, Молоха, грандиозный провал. Ошибка, стоившая Росу свободы.
Смерть Великая, он должен был это предвидеть! Неужели Крепость и правда свела Росса с ума?
С тех пор как он запер брата в горах вымершей планеты, прошёл почти год, и за это время Молох ни разу не навестил пленника. На самом деле жнецам не требовалась еда — привычка из забытого прошлого — так что он просто бросил Росса, прикованного цепями к скале. Он знал: нельзя оставлять такого опасного преступника без присмотра. Собирался к нему каждый месяц и каждый месяц находил повод, чтобы отложить визит. Можно было сколько угодно врать самому себе, но единственная причина этих отсрочек — страх. Молох боялся. Злых насмешек. Безумия в глазах, смотрящих на него со дна тёмной ямы. Боялся, что найдет Росса, окончательно потерявшего рассудок, орущего без перерыва, или, наоборот, тихого, сломленного. Боялся боли и чувства вины, которые испытает при виде брата, связанного, как бешеное животное.
Жнец крепко зажмурился и несколько секунд сидел неподвижно. Открыл глаза, взял верхний дневник из стопки и положил перед собой на стол. С фотографии на первой странице на него смотрела миловидная шатенка с короткой стрижкой и ямочками на щеках. На следующей фотографии у неё были огненно-красные волосы ниже плеч. Молох листал папку в поисках официальной даты смерти, как вдруг его словно шарахнуло молнией: он вспомнил девушку в бурнусе, которую увидел в пустыне рядом с мастаба перед тем, как Росс ударил его чем-то по голове. Молох узнал бы её раньше, если бы не капюшон, спрятавший красные волосы, такие же как у жертвы на фотографии.
— Алая, — вспомнил жнец имя. И на него обрушилась ужасающая догадка. Он вскочил из-за стола, в панике открывая портал.
Глава 22
— Выглядишь не лучшим образом, но так, как заслуживаешь.
Ева вздрогнула: за спиной раздался знакомый голос. Голос, который она меньше всего ожидала услышать здесь, в Светлой империи. Ева обернулась и не поверила глазам: в метре от неё стояла главная демоница и разглядывала порванную рубаху пленницы со злорадной усмешкой. Ева мучительно покраснела от стыда за свой внешний вид.
— Уничтожить годовую дань… — Махаллат покачала головой, словно не в силах поверить в её предательство. — Моему несчастному брату «повезло» с супругой.
«А мне не, повезло?’’ Он меня насиловал!» — хотелось закричать Еве.
— Зачем ты здесь? Я думала… демоны не могут проникнуть под купол?
Махаллат рассмеялась.
— Я здесь с дипломатической миссией, — ответила она.
— А… Вел? — Ева не заметила, как задержала дыхание.
— А Велар, — процедила верховная жрица Тьмы, — всё это время вымаливал у ведьм полугодовую отсрочку от дани. Только этим и жил. И совершил невозможное — замял конфликт, который мог закончиться для Пустоши катастрофой. Из кожи вон вылез ради призрачной надежды вернуть одну неблагодарную идиотку.
Ева задыхалась. Слова Махаллат, сказанные раздражённым тоном, всколыхнули в душе бурю чувств, жгучий коктейль не поддающихся контролю эмоций: радость, шок, обиду и в то же время унизительное, невыносимое осознание собственной вины. Она уничтожила годовую дань. Не думала ни о ком, кроме себя. Поступила легкомысленно и эгоистично. Из-за неё кто-то мог погибнуть! Не кто-то — многие! А Велар… оказался лучше, чем она считала. Простил предательство, защитил, пытался спасти из Ордена — любил, несмотря на то что Ева подвергла опасности целую расу, а его репутацию, скорее всего, разрушила.
От стыда и угрызений совести захотелось ударить себя по лицу.
Месяцы непрерывного физического труда — труда на грани человеческих сил — отчаяния и безысходности что-то сделали с её психикой. Тело казалось полым. Внутри что-то с хрустом ломалось, переворачивалось, кололось острыми углами. Мысли путались. Реальность искажалась. Ева начинала сомневаться в собственных воспоминаниях. Что если Велар прав, а она действительно, как Махаллат и сказала, неблагодарная идиотка? Что если она сама провоцировала демона на жестокость своим поведением? Что если это она — плохая, глупая, а он просто не мог совладать со своей природой? От всех этих «если» голова пухла, раскалывалась. Чужие обвинения упали на благодатную почву. Слабая, обессиленная, едва стоящая на ногах, Ева не могла сопротивляться манипуляциям. Глупая? Неблагодарная? Эгоистка? Наверное. Наверное, она сама во всём виновата.
— Я правильно поняла: есть шанс… вернуться?
Ева не понимала, что чувствует. Почему жадно, с волнением ловит каждое слово? Она с таким трудом сбежала от ненавистного мужа и вовсе не собиралась к нему возвращаться. Или всё-таки… собиралась? Как же она устала! Не могла больше здесь находиться! Ни минуты! Ни секунды!
Сумерки перетекали в ночь. Алая полоса заката на горизонте сделалась тонкой, едва различимой. Лицо дьяволицы скрылось в тени. Ярко горели красные глаза.
— Конфликт исчерпан. Ты можешь вернуться, если захочешь. Но знай: Аилин просто так тебя не отпустит. Души, попавшие к этим фанатикам, либо перерождаются, либо остаются в Ордене на веки вечные. Ни Велар, ни я вызволить тебя отсюда не в силах. Только ты сама.
— Но как?
В лицо хлестнул порыв ветра: Махаллат распахнула крылья. Теперь слова доносились сверху:
— Контракт.
Ева задрала голову, до боли всматриваясь в ночное небо.
Голос удалялся:
— Снова заключи с Веларом контракт. Орден сам тебя выгонит.
Когда-то, в школьные годы, она поддалась массовой истерии и по примеру одноклассниц пыталась перекроить внешность. Вставала перед зеркалом, оттягивала пальцами кожу на животе и ненавидела себя за каждую складку. Какой неимоверной глупостью казалось это теперь! Сейчас, израненная, униженная, мёртвая от усталости, Ева готова была молиться на своё тело. Несовершенное, слишком большое или слишком маленькое — какое угодно, оно оставалось единственной ниточкой, связывающей Еву с миром людей. В отличие от других пленников в Ордене, она не была бесплотным духом и теоретически могла вернуться домой, на Землю. Если верить Махаллат, никто не ждал её там, чтобы учинить кровавую расправу.
Всю ночь Ева обдумывала слова дьяволицы, а утром отказалась работать, пока её не отведут во дворец, к верховной богине. За встречу с Аилин она заплатила тремя кровавыми отметина от кнута на спине. И всё ради того, чтобы убедиться: Махаллат не солгала. Орден не собирался её отпускать. Жрица Света выставила Еву за дверь, ничего не объяснив.
Потрясённая пленница вернулась в барак и упала на грязный пол. Воя от злости, принялась изо всех сил молотить по доскам. Какое право они имеют держать её здесь? Какой смысл в этом искупительном пути, если её душа всё равно не перевоплотится? А избавление было так близко! На короткий миг она и правда поверила, что мучения скоро закончатся.