Разорвать порочный круг
Шрифт:
— Кто такие?! Что забыли здесь?
В голосе женщины жило раздражение, и Санса отрешенно подумала про себя, что ей не стоило говорить таким тоном с милордом. Для ее же собственного блага. Однако не успела Волчица додумать эту мысль, как Болтон прокричал в ответ:
— Дам по серебряному оленю за каждую ночь здесь и твой закрытый рот, женщина.
Значит, не ошиблась. Рамси действительно начинал уже раздражаться. Его тон пока оставался спокойным, однако слова мужчины говорили лучше всего о его настроении. Не имеющая же разрешения вступать в разговор Санса, что сидела за Болтоном и обвивала руками его за пояс, прижалась сильнее головой к его спине, пытаясь восполнить сварливость женщины своей молчаливой просьбой обратить на нее внимание и быть милостивее к этой простолюдинке. Волчица не
Старк продолжала сидеть с зажмуренными глазами и натянутым на лицо капюшоном и не видела крестьянки, только могла слышать, что та говорила. А женщина, заметившая позади юноши еще одну фигуру, резко спросила:
— Что с ней?
— Больна, — ответил Рамси, немного поворачивая голову к жене и кидая быстрый взгляд на нее.
Понимая, что говорили явно о ней, Волчица все-таки приподняла голову и вымученно взглянула из-под капюшона на стоящую на крыльце дома хозяйку.
Это была темноволосая простолюдинка, справившая не одно двадцатилетие. Полное лицо с покрасневшими от мороза щеками, второй подбородок, под которым начинал выглядывать и третий, длинные, распущенные волосы, что были столь засаленными и неухоженными, что едва ли добавляли женщине красоты. Сведенные вместе брови и глубокие морщины на переносице придавали лицу грозности и мрачности. Дополняли внешний облик женщины старенький, повидавший виды тулуп и выглядывающее из-под него черное платье. Создавалось впечатление, что эта крестьянка жила здесь одна и давно махнула рукой на свою горькую долю: очерствела, обозлилась на всех и просто доживала свои дни в этой глуши, и пожаловавшие сюда путники, ненароком нарушившие ее спокойствие, вызывали у нее только отторжение.
Однако, как и подумалось Сансе, крестьянка была не бездушна и, обежав ее оценивающим холодным взором и злобно дернув верхней губой, рявкнула:
— Веди ее в дом. На твоей девке лица нет.
И сразу после этих слов развернулась на месте и зашагала к дверям, а затем резко обернулась назад и добавила:
— Коней в хлев загоните, — и, распахнув дверь и взмахнув подолом юбки, скрылась в доме.
Волчица ощутила притупленное болезнью облегчение и окончательно обвисла на Болтоне, истратив последние силы и нервы во время его разговора с этой женщиной. Даже не верилось, что удача оказалась на их стороне и очень скоро Старк окажется в тепле да при людях. Может даже у этой женщины были припасены какие травяные сборы или настойки…
Переполненная счастьем и мыслями о грядущем отдыхе девушка была спущена Рамси с коня и, проведенная внутрь хлева, присела на тюк с сеном. Ни о чем не думая и никуда особенно не смотря, она принялась провожать ничего не видящим взглядом мужа, что суетился, расседлывая лошадей, да думала о том, что еще чуть-чуть, и они оба прилягут и поспят.
***
— Дай ей поспать спокойно, не тесни, — раздраженно ворчала женщина, что-то ища в столовой утвари, да то и дело поглядывала в сторону печи, на которую забрался Болтон с женой.
Однако слова крестьянки ничего не изменили, а лишь еще сильнее вжавшаяся в тело мужа Волчица подсказала ей отстать от них и дать обоим отдохнуть, раз никого, кроме нее, не волновало то, как Санса устроились с Рамси на печи. Старк жалась в ознобе поближе к бастарду, что кутал ее в два одеяла и, держа в своих объятиях, ласково поглаживал по плечам и спине и прижимался щекой к ее макушке.
В доме было темно и тепло, что располагало ко сну, однако Санса продрогла до такой степени, что до сих пор не могла согреться, зарывалась в одеяла да, стремясь быть как можно ближе к полусидящему на печи милорду, обвила его поясницу руками и сжала в руках его одежду. Она тяжело, шумно дышала, дрожала от холода и, проваливаясь в объятия сна все сильнее, постепенно теряла связь с явью.
Волчица уже почти уснула, когда вдруг сбоку от нее раздался голос женщины:
— На, выпей да ее напои, — взволнованно произнесла крестьянка, которая, кажется, взаправду переживала за привезенную юношей гостью.
А Санса, хоть и слышала простолюдинку, однако слов ее разобрать не могла — не понимала,
Напившаяся же теплого молока Старк быстро позабыла обо всем и, умиротворенно вздохнув и устроившись поудобнее на Болтоне, погрузилась в долгожданный глубокий сон.
***
Сон отступал, высвобождая из приятной темноты отдохнувшее сознание и постепенно возвращая Сансе контроль над ее телом. Во время сна будто бы отступившая болезнь совершила хитрый маневр: забралась поглубже внутрь тела, притаилась там, притворившись, словно была побеждена. Однако Волчица точно знала, что это все был обман, и к вечеру жар и слабость вернутся. Только на этот раз принесут они с собой еще и кашель, который, если Старк ничего не померещилось, уже заглядывал к ней во время этого сна.
Сейчас же… сейчас было уютно, тепло и спокойно. Голова все еще оставалась тяжелой, тело было охвачено слабостью, но все было уже не то, не такое всеохватывающее и настойчивое, как раньше. Можно было расслабиться и полежать некое время на печи с Рамси, что все еще спал, не выпуская Волчицу из рук.
Незаметно приоткрыв глаза, Санса пробежалась взором по внутреннему убранству дома, глянула из-под пушистых ресниц на копошащуюся и что-то готовящую хозяйку да задержалась глазами на пару мгновений на связке грибов, что сушились, подвешенные в одном из углов избы. Стол был наполовину завален всевозможной утварью и склянками, среди которых затерялась и неубранная сгоревшая свеча, а на одной из лавок лежали сваленное кучей старое покрывало и какие-то смятые вещи. Каждая деталь в доме вызывала липкое отвращение к беспорядку и желание срочно прибраться здесь.
Вид комнатки мозолил глаза дочери Старка, а бардак и запущенность отбивали желание подолгу смотреть на все это, и девушка закрыла глаза, медленно повернула голову да перевернулась другую сторону. В этом доме было хорошо лишь одно: милорд, который отыскал это место и собирался задержаться здесь до тех пор, пока жена не поправится. И это было так приятно, трогало за душу, ведь Рамси мог с легкостью ничего из этого не делать. Мог не терять целый день на поиски жилья, мог запросто решить не оставаться здесь более, чем на одну ночь, мог не брать Сансу к себе на коня, мог не кутать ее в одеяла и мог не следить за тем, чтобы ей было тепло. Но милорд выбирал сделать все, что было в его силах, чтобы жена чувствовала себя лучше и выздоровела как можно скорее. Рамси был к ней нежен и внимателен, Сансу даже удивляло, что он ничего не сделал принявшей их простолюдинке, словно и не слышал, как она с ним разговаривала и как ставила себя по отношению к ним. И вновь внутри разлилось приятное тепло от осознания того, что мужа ее благополучие и она сама волновали гораздо больше ворчливой женщины. Милорд даже напоил ее первой молоком и взял свою чашку только после того, как она улеглась поудобнее у него в объятиях, и Волчице от мыслей об этом было отрадно. Ей было приятственно получать столько внимания от мужа и нравилось ощущать себя любимой.
Болтон вздохнул громче обычного, и Санса возвела к его лицу заспанные, чуть прищуренные глаза. Рамси медленно просыпался, его ресницы подрагивали и когда он наконец смог поднять тяжелые веки, то сонливо, рассредоточено посмотрел на Старк.
— Милорд? — одними губами произнесла девушка и дружелюбно посмотрела на мужа.
— Санса, — ровно так же неслышно прозвучало ее имя, и было видно лишь, как задвигались губы мужчины.
Бастард переложил одну руку на затылок Волчицы и стал ее ласково, аккуратно поглаживать по волосам и с маленькой полуулыбкой на губах перебирать пряди, а затем тихо-претихо спросил: