Русский народ и государство
Шрифт:
Последний не может существовать без связи с центром, которая разрывается только тогда, когда административная децентрализация переходит в автономию, в систему свободного самоуправления, которой в современной России нет. Представляется интересным вопрос, кто же при такой государственной структуре является действительным носителем власти в советской республике? Какие органы существуют более или менее номинально и какие действительно властвуют? Ответ на этот вопрос предопределен всем предшествующим изложением. Совершенно ясно, что в советской системе реально властвует тот орган, который имеет более длительное существование. В советском государстве имеются различные съезды советов, которые собираются по конституционным правилам раз в год, а фактически гораздо реже. Съезды представляют собою большие торжественные собрания, насчитывающие иногда 2000–3000 делегатов. Заседают они несколько дней, постоянной работы не ведут, заслушивают доклады и составляют резолюции. И так все съезды, начиная с союзного и кончая волостным. Ясно, что фактическая власть принадлежит не этим съездам. Республиканские съезды советов избирают свои центральные комитеты, которые по Конституции собираются 2–3 раза в год. На сессиях этих делается кое-какая законодательная работа, имеющая, впрочем, характер не обсуждения законов, но принятия уже выработанных заранее текстов законопроектов. Мы видели, что компетенция ЦИК’ов равна компетенции съездов советов, и ясно, что, собираясь чаще, ЦИК’и имеют большую фактическую возможность использовать эту компетенцию, чем съезды советов. И ЦИК’и фактически властвовали бы в советском государстве, если бы они не собирались сравнительно редко и если бы они не передавали свою власть избираемым ими президиумам и Советам народных комиссаров. Так как Президиум ЦИК’а имеет в промежутках между сессиями последнего такую же власть, что и сам ЦИК, то ясно, что президиум как заседающий постоянно имеет фактическую возможность проявить свою власть более, чем сам ЦИК. В конце концов в советском механизме истинно деятельными агентами и являются президиумы ЦИК'ов и существующие наряду с ними Советы народных комиссаров. Они и суть те части государственной машины, которые приводят ее в действие. Съезды советов и сессии республиканских ЦИК'ов имеют значение более декоративное. Они украшают организм Советской республики, а не дают ему силу и жизнь.
Если взять органы местные, то такую же роль здесь играют губернские и уездные ЦИК'и и их президиумы. ЦИК'и эти собираются ежемесячно, иногда даже два раза в месяц, тогда как губернские и уездные съезды советов созываются только раз в год. Ясно, что при отсутствии разделения компетенции, фактическая власть на местах принадлежит исполнительным комитетам и их президиумам, а не съездам.
Одним словом, ту власть, которую западная конституционная теория стремилась лишить всякой самостоятельности, превратив в чистую исполнительницу чужой воли, советское государство наделяет наибольшей полнотой свободных проявлений. «Исполнительная власть да подчинится законодательной» — такова основная норма западного конституционализма. «Исполнительный комитет да будет наиболее сильной властью во всех сферах, даже в делах законодательства» — таков принцип советского государственного строя. В означенном смысле можно сказать, что между западным правовым государством и государством советов в его теперешней структуре лежит громадная пропасть.
Такова та положительная правовая, конституционная форма, которой обладает советское государство. Однако для познания реальной природы советской республики всегда нужно помнить, что за названной формой лежит еще некоторое скрытое, в официальных конституционных текстах не упоминаемое содержание. Действительно, в советском государстве правят те небольшие коллегии, которые возглавляют органы советов, и вместе с тем коллегии эти по составу своему являются как бы официальными отделами коммунистической партии. Нельзя быть в современном советском государстве членом правительства и не состоять в коммунистической партии. Партия и есть та неофициальная организация, которая формирует советское правительство и производит неофициальное назначение в его высшие коллегии. Но партия как организованное целое имеет в свою очередь свои органы, как-то: партийный съезд, партийный центральный исполнительный комитет, партийные бюро, избираемые партией и т. д. Вот эти-то органы и являются неофициальным правительством в современной России. Официальные государственные органы суть простые орудия в руках неофициальных. Здесь и проявляется со всей силой тот принцип диктатуры, который фактически господствует сейчас в советской России и который отодвигает на второй план начало советской демократии.
Надо сказать, что за последнее время, когда в среде партии обнаружились разногласия, особо ярко стала чувствоваться ее роль, как правительницы России. Из опасения вынести разногласия на более широкую трибуну, коммунисты последнее время были принуждены по возможности оттягивать созвание Союзного Съезда Советов и сессии Исполнительного Комитета. Последний (четвертый) Съезд Советов был созван в 1925 году. В течение всего 1926 года Съезд Советов совсем созван не был. Созыв пятого Съезда отложен до весны 1927 года. Союзный ЦИК в 1926 году имел только две сессии, а по Конституции, он должен был собраться три раза. Также запоздали Съезд Советов и сессии ЦИК'а в РСФСР и других союзных республиках. Кто следит за советской прессой, тот не может отделаться от впечатления, что деятельность официальных органов ныне сошла на второй план. Ей более уже не посвящаются широковещательные отчеты газет. Зато в центре внимания стоят отчеты съездов, конференций, пленумов и т. п. коммунистической партии. Съезды эти превратились в настоящий советский парламент. Неофициальные органы фактически заступили место органов официальных.
6. О некоторых преимуществах и недостатках Советской системы
Советскую систему достаточно подвергали критике, причем главным образом не со стороны ее основных начал, а со стороны ее отдельных проявлений. Отожествляя политику коммунистов с советской системой, ставили последней в упрек все то, в чем видели отрицательные стороны первой. А так как политика правящей ныне в России партии действительно не находит оправдания, то, погребая ее критикой, тем самым хоронили и советскую систему. В советской системе не видели ничего иного, как чрезвычайки, террора, безудержного произвола, отсутствия всякой правомерности, пренебрежение к закону и т. п. Мы менее всего хотим сказать, что критика коммунистической политики была незаслужена. Мы выставляем только мысль, что за время владычества коммунистической партии в России силою вещей выкристаллизовались некоторые политические формы. Менее всего основательно полагать, что в формах этих, которые все же нужно назвать в известном пределе стабилизированными, не было ничего, что не вытекало бы из законов социальной необходимости. Коммунисты во многом принуждены были поступать так, как поступила бы каждая партия, очутившаяся длительно у власти в период острого революционного процесса. Кроме того, всего более несправедливо становиться на марксистскую позицию и в политических формах советского государства не усматривать ничего, кроме отношений насилия. Политическая форма всегда имеет собственное содержание, собственный смысл, который и должен быть вскрытым наукой. Мы предполагаем поэтому относиться к советской системе не по марксистки, и не с точки зрения политической публицистики. Мы имеем в виду вскрыть, что в политической форме советов выяснилось как положительное и что должно быть признано отрицательным. Причем дело идет о преимуществах и недостатках первоначальных, органических, а не производных, более или менее случайных, которые вытекают не столько из самой системы, сколько из ее искажения.
Чтобы понять нашу точку зрения, мы позволим себе прибегнуть к следующей предположительной возможности. В России образуется группа, которая приходит к убеждению в ошибочности основных предпосылок марксистской теории государства. Группа эта становится на точку зрения, изложенную нами в первых главах этой книги, она приходит к убеждению, что совершенство общественной организации зависит не от классовой политики, а от усвоения и проведения в жизнь принципов личного совершенствования; она проникается взглядом, что государство есть не союз борьбы, но союз мира; и в то же время она не хочет отказаться от истинно русского стремления построить государство, как союз правды; она разочаровывается в принципах коммунизма и стремится найти эту «правду» иными, не коммунистическими путями. Вот такая-то предположительная группа стоит перед фактом советского государства — перед фактом, с которым она свыклась и в построении которого она сама, быть может, принимала участие. Что же предстоит такой группе? Разрушить построенное до основания или отнестись к нему, как инженер к несовершенному и не вполне оконченному проекту: то есть постараться поправить ошибки и усовершенствовать недостатки?
Мы стоим перед советской системой, как перед таким несовершенным и неоконченным аппаратом. Чтобы сразу его не выбросить как никуда негодный, приходится начать с его некоторых преимуществ. Причем мы увидим, что преимущества эти тотчас же открывают и свойственные советскому государству недостатки, так что резко отделять их в последующем нам не придется.
1. Советское государство есть прежде всего государство с сильной властью. Как бы мы не расходились в определении будущего политического строя России, мы не можем не признать, что в ней возможен только политический строй, обладающий такой сильной властью. Сказанное обуславливается тем, что Россия не успокоилась еще от революционных бурь, и тем, что Россия искони привыкла к сильной государственной власти, и тем, что по громадным размерам своим она может быть связана и удержана только сильной властью. «Сила» власти советского государства покоится на двух основах, из которых одна лежит в самой технике советской организации, другая — в связанной с советским строем идее диктатуры. Мы разберем их по порядку.
а) Власть в советском государстве делает «сильной» то обстоятельство, что в советском организме функции управления обладают значительной свободой и не связаны теми «рогатками», которые им ставит народное представительство. С этой своей стороны советская система есть полная противоположность системе западного парламентаризма. В то время как при парламентаризме народное представительство в любой момент способно привести правительственную власть в состояние колебания, в силу чего в западных демократиях правительственная власть находится в состоянии постоянного кризиса, в советской системе все правительственные органы, начиная с местных и кончая центральными, выбраны на срок, обладают громадной компетенцией и совершенно устойчивы. Норма, лежащая в основе устройства правительственной власти в советском государстве, такова: правительство обладает теми же правами, что и народные депутаты, но должно отчитываться перед ними во всех своих действиях, кроме того, каждый акт любого правительственного органа может быть отменен высшим органом и приостановлен в некоторых случаях органами, стоящими на одной ступени правительственной иерархии и даже низшими. Советская система с этой стороны скорее похожа на швейцарский тип организации правительственной власти, который построен чисто демократически, пронизан началом подконтрольности и ответственности, но чужд началам парламентаризма. Советские исполнительные комитеты, это — полномочные комиссии народного представительства, так сказать, «депутаты депутатов». И потому они и обладают в значительной степени теми же правами, что и сами депутаты. Связь правительства с народным представительством должна устанавливаться тем, что во время сессий съездов народных представителей устанавливаются те общие нормы политики, которые правительство и обязано осуществлять и проводить в жизнь. Каждая последующая сессия должна поверять, что сделало правительство за вакантный период, и в зависимости от этого каждому отдельному члену правительства выносится одобрение и неодобрение. Идеи конкуренции народного представительства и правительственной власти здесь совсем нет, отношение между ними строится по началу преемства и солидарности. Если взять все эти отношения отвлеченно, вне той практики, которая существует у коммунистов, то в них имеется большое количество преимуществ. Они дают правительству значительный простор, не освобождая от ответственности, придают ему устойчивость, делают сильным. По идее, таким образом, такая организация весьма удобна и очень подходяща для русских условий. То обычное возражение, что у коммунистов на практике эти идеи не осуществляются или искажаются, отнюдь не отвергают самого смысла изучаемых нами институтов. Повторяем, испортить и исказить можно все, даже самое совершенное. Но в то же время подобная система отношений между народным правительством и правительственными органами обнаруживает удобства только в том случае, если ее освободить от некоторых несомненных недостатков, которыми она страдает в современном советском строе. Теоретики советского государства хотели построить его так, чтобы в нем не было никакого «разделения власти» и никакой специализации функций. Вместо такой специализации в писанном советском праве был признан принцип «замещения»: каждый нижестоящий орган вполне должен замещать в промежутки между сессиями каждый вышестоящий орган. Так, Центральные Комитеты замещают Съезды Советов, Президиумы и Советы народных комиссаров замещают центральные исполнительные комитеты. Однако это было принято только в писанном праве, да и то не последовательно и в ранний период жизни советского государства. Практика показала, что такая система неосуществима. Пришлось принять принцип специализации функций, хотя бы в мягком истолковании. Уже первоначальные тексты советских конституции распределяли до известной степени функции между органами, когда считали, что правом пересмотра советской конституции (учредительными функциями) обладает только Съезд Советов. В то же время Совет народных комиссаров даже в первоначальных конституционных опытах обладал преимущественно властью исполнительной. С последующей практикой выяснилось, что преимущественно законодательными органами являются Центральные Исполнительные Комитеты, которые как бы должны играть в советском государстве роль парламентов.
Однако все названные изменения, нашедшие отголосок и в писанном праве, носят далеко не принципиальный характер. Коммунистическая теория советского государства не может усвоить мысли, что крайнее проведение системы заступления одного органа другим равносильно законодательной анархии. При такой системе в государстве нет идеи строгой законности, так как любой орган может издать или отменить постановление первостепенной юридической важности. При такой системе, возведенной в принцип, нет никакой необходимости, чтобы основные государственные законы изменялись на Съездах Советов, а другие важные законодательные постановления на сессиях центральных исполнительных комитетов. Изменить конституцию может, пожалуй, и такой исполнительный орган, как совет народных комиссаров и даже, пожалуй, какой-нибудь губернский или уездный исполком. Нелепость такой системы очевидна, хотя советская практика и дает примеры проведения такой нелепости в жизнь. Вопреки, например, основным законам, советская Конституция десятки раз изменялась не Съездами Советов, а постановлениями других органов, уже не говоря о том, что важнейшие законы издавались иногда совершенно некомпетентными властями. Из всего изложенного следует, что для упрочения в государстве порядка и законности, а оно придет неизбежно, хотя и не может прийти через коммунистов, следует принципиально ограничить принцип «заступления», не отменяя его, однако в виду его некоторых, вышеуказанных преимуществ. Задачу эту можно решить при помощи следующей довольно простой формулы: нижестоящий орган может заступать вышестоящий во всех вопросах, за исключением тех, которые исключительно входят в компетенцию вышестоящего органа. Применяя эту формулу к советской Конституции, придется переделать ее отдельные постановления в том смысле, чтобы для каждого государственного органа был точно очерчен круг вопросов, разрешение коих входит в его специальность. Круг этот не должен быть широким, но в то же время должен замыкаться известными принципами, определяющими специальность каждого органа. Иными словами, должен быть решительно откинут тот основной советский принцип, согласно которому, все вопросы, входящие в область ведения вышестоящего органа, входили и в область компетенции низшего.
Если это будет выполнено, тогда начало заступления лишится всех своих недостатков, но и сохранит все свои преимущества. Не будет той непомерной гипертрофии функций исполнительных комитетов при чрезвычайной бедности ведения Съездов. В государство органически войдут начала законности и порядка, и в то же время правительственная власть сохранит свою силу.
Иногда указывают, что система заступления совместима только с режимом однопартийности, так как при нескольких политических партиях, она бы привела к столкновению отдельных органов и к полной государственной анархии. Указание это вполне справедливо, пока мы имеем дело с началом заступления в его исключительной форме. Если же ограничить его, как здесь предлагается, то возражение само собою отпадает. Каждый нижестоящий орган, даже будучи другого партийного состава, все же будет связанным специальными постановлениями вышестоящего органа. Конфликт между ними может разрешиться сложением депутатских полномочий нижестоящим органом и не будет приводить к государственной анархии, при которой каждый орган творит собственную волю, отменяя постановления вышестоящих органов. Впрочем, многопартийная система есть такое зло, с которым нормальное государство должно бороться.