Русский романтизм

Коллектив авторов

и занимательной.

На помощь приходит ряд композиционных приемов: отказ

от определенного сюжета и замена его калейдоскопом случайных

тем, случайных ассоциаций, неожиданно перебивающих друг

Друга.

Выше приводился ряд примербв таких комически-внезап-

ных перебоев. Укажем еще один: автор собирается дать обед

читателям

в храме воображения, (122 гл.) но отвлекается в сто-

рону и обращается к теме войны, затем снова вспоминает об

обещанном (129 гл.) и описывает восточную обстановку обеда,

древних красавиц, от которых вдруг непосредственно пере-

ходит к очам читательницы, с тем, чтобы сейчас же создать

образ „прелестной воображаемой девы". Следующая глава запол-

нена уже философскими размышлениями, из которых его выво-

дит восклицание „тебя ожидают", и он рассуждает о тягости

„обетов". Звуковая ассоциация напоминает ему про обед,

вызывая каламбур: „но кто не знает, что обеты давать легче,

нежели обеды" (137 гл.), после чего он возвращается, наконец,

к брошенной теме.

Целая глава прикреплена иногда .к одному, случайному

слову. Назвавши слугу „гением", он на двух страницах рас-

суждает „о свойствах гения". Окончание главы, обычно

заостряется шуткой, каламбуром, афоризмом. Например, после

размышлений о надежде следует комическое заключение:

„Надежда! светит, светит и все ничего не видно! темно! подайте

свечу" (40 гл.). Глава 42 заканчивается комическим афоризмом

о предрассудке. Иногда шутливое окончание разрушает общий

повышенный тон. — Патетическая глава о красоте природы

имеет такое завершение: „О, это истинная правда, скажет тот,

кто не участвует в откупе природы и которого владения ограни-

чены поверхностью его одежды" (124 гл.). Иногда глава обры-

вается неожиданной репликой. Так прервано описание бури:

„Тучи прежде времени угасили день. Я не виноват, внимательные

мои читатели" (99 гл.).

Все эти композиционные средства, цель которых „поте-

шить своею скачкою" читателя, могут быть названы г р о т е с к -

ными приемами композиции.

Возводя р а з р о з н е н н о с т ь в принцип постройки, Вельт*

май нарушает этим повествовательные традиции, и как было

указано выше, всячески это подчеркивает^ Как бы отдавая дань

существующему канону, он пиш*т предисловие, но помещает его

частью в VI, частью в предпоследней главе, заявляя при этом,

„как скучно и несносно всякое предисловие". О посвящении же

оц вспоминает в конце книги, рассуждая о нем в 123 главе.

1361

Если встречаются вставные истории с намечающимся

сюжетом, то и там соблюден тот же принцип. Автор находит

рукопись, где изложена любовная история Марьелицы (гл. 106),

Ho на середине прерывает чтение, возвращаясь к нему лишь

в 294 главе и оставляя его незаконченным. История пленного

Эмина (гл. 227) также оборвана.

Иногда сюжет передается в намеренно разорванных неясных

абрисах, и читателю предоставлено составить из них цельный

рисунок. Автор встречает на крыльце хозяйку дома в черном

платье, которое к ней „пристало, как весна к природе" (гл. 58),

она приглашает его к себе. В следующей главе дан полунамек:

„Нас было двое", после чего неожиданно следует длинное рас-

суждение об экспромтах, для того, чтобы привести следующий:

Не встретив в ней противоречья

Я кратко кончил свою речь,

Мой друг, игра не стоит свеч,

И мйгом потушил все свечи.

А, через несколько глав, рассказывается об его прощании

с хозяйкой: „Прощай, мой милый постоялец, ты едешь в даль-

ний, дальний путь", которым заканчивается этот примитивный

роман.

Итак, нарушение всякого намечающегося единства, раз-

ложение целого на его составные части и причудливое их

смещение — можно считать законом письма для Вельтмана. Из