Русский романтизм
Шрифт:
Глаза сверкают так ослепительно, что вызывают сравнение
с молнией: „большие черные, глаза сверкали, как молнии"
(Соллогуб, „Тарантас", 25). Порою метафора: глаза — огонь
рождает воспоминание о мифе: „еслиб Прометей жил в наше
время, не с неба похитил бы он чудный огонь, но из глаз ее"
(Вельтман, „Стран.", 2 ч., стр. 79).
Для описания черного цвета волос употребляется сравне-
ние со смолою (Соллогуб, „Метель", стр. 98 — 99; Кукольник,
„Психея", стр. 397; Марлинский, „Мулла Hyp", стр. 38) или
с крылом ворона (Гоголь) или, наконец, с черной тучей (Пушкин,
„Полтава").
Как видим, при помощи красочных сравнений и метафор,
писатели 30-х годов стремятся живописать, но живопись раз-
решает наряду с красочной проблемой и проблему формы и,
стремясь уподобиться живописцам, они не забывают и этого
пластического момента. Путем сравнений и метафор пытаются
точнее определить очертания и линии тела. Ресницы сравни-
вают со стрелами (Гоголь, т. I, стр. 303 — 377), „ресницы,
упавшие стрелами на щеки" (Гоголь, „Вий", стр. 387). Грудь —
с шарами — два мягких шара (Марлинский, „Мулла Hyp",
стр. 38). Грудь — „два полушара, будто негодуя друг на друга,
пробивались сквозь ревнивую ткань..." (Марлинский, I ч., III,
1361
стр. 26; Лермонтов, „Вадим"). Грудь — прозрачные облака,
прикрытые живописно одеждой. „Высокая божественная грудь
колебалась встревоженными вздохами и полуприкрывавшая
два прозрачные облака персей, одежда трепетала и падала
роскошными живописными линиями на помост" (Гоголь).
Волосы — рассыпаются, как облака (Сенковский, т. 3, стр. 167—
168). Грудь — волны, одеяние — пена, их окаймляющая (Вельт-
ман, „Странник", стр. 79). Волосы героини сравниваются с зо-
лотыми волнами хлеба (Полевой, „Аббадонна", стр. 26). Для
определения стройности фигуры женщины писатели прибегают
к сравнению с экзотическими растениями — с лотосом, с паль-
мой (Жукова, т. I, стр. 149; Загоскин, „Искуситель", стр. 160),
с миртом: „тонкий и высокий стан" героини „Постоялого двора"
Степанова, „стройный и гибкий, как мирт" (стр. 45); с кипа-
рисом— стан у одной из героинь Ган „высок и строен, но
никто не вздумал бы уподобить ее гордой пальме, — нет, то был
скорее кипарис, нежный, гибкий, который, чувствуя себя ли-
шенным опоры, печально клонился к земле". („Номерованная
ложа", стр. 395).
Наконец, в сравнениях своих рассматриваемые писатели
вспоминают не раз животный мир. Красавица уподобляется
в своей легкости и воздушности бабочке (Загоскин, „Иску-
ситель", стр. 62 — 63). Походка героини, легкая и плавная,
вызывает сравнение с серной (Степанов, „Постоялый двор",
ч. IV, стр. 94), с ланью (Пушкин), с пантерой, с ласточкой
(Степанов, „Постоялый двор", ч. 4, стр. 94), с лебедем (Пушкин,
Ган, стр. 428). Шея героини сравнивается тоже с шеей лебедя
(Тимофеев, „Преступление", ч. III, стр. 279; Лажечников, „Ле-
дяной дом", ч. III, стр. 103; Греч „Черная женщина", ч. II,
стр. 249).
В рассмотренных красочных живописных сравнениях две
отличительные черты: 1) они носят часто характер „постоян-
ных", так как отдельные элементы женской внешности сравни-
ваются обычно с одним и тем же предметом, причем выра-
батывается клише: ресницы—стрелы, волосы, как смоль,
зубы — жемчуг, шея—лебединая, глаза, как драгоценные камни
и т. д.; 2) они сплошь да рядом являются „уводящими",
так как отличительные свойство их заключается в отвлечении
читателя в сторону от описания того, что сравнивается,
к описанию того, с чем сравнивается (такие сравнения свой-
ственны вообще романтизму). Например, сравнив румянец
героини с яблоком, Ган подробно описывает малейшие оттенки
яблока: „Видали ли вы в садах Украины спелое наливное