С прибоем на берег

Плотников Александр Николаевич

Юрий повернулся на постели и улыбнулся, почувствовав, что мысленно повторяет рассказ тетки, - так запала ему в душу спокойная и раздумчивая теткина речь. Да и сама Таисья Архиповна быстро расположила его к себе. Было в ней что-то такое, чего не хватало просвещенной и молодящейся матери Юрия. А вот что именно - ему пока не удалось уловить.

Если деда Юрий представил совершенно отчетливо, то образ отца, особенно в юные годы, никак у него не складывался. Может, оттого, что рано ушел. Егорка Русаков из села: сначала учиться в сельскохозяйственный техникум,

а потом прямо со студенческой скамьи на фронт…

– Глянь-ка, гостенек дорогой уже на ногах!
– удивленно воскликнула вернувшаяся домой Таисья Архиповна.
– Чего тебе не отдыхается, Юронька? Или беспокоил кто?
– засуетилась она.
– Клопов и блох в моей избе отродясь не бывало.

– Да никто не кусал меня, тетя. Выспался я превосходно.

– Каво там выспался! Легли мы с тобой затемно, а сейчас еще семи нет.

– А сами-то вы когда поднялись?

– Мне не привыкать. Девятнадцатый годок уже за коровушками хожу. На зорьке надо подоить, в стадо проводить. В полдень на вторую дойку в луга сбегать, вечером в третьерядь дойка. А первотелок и почаще приходится раздаивать. Буренки у меня молочные. На круг полтора ведра-с головы надаиваю.

– Вы же сначала трактористкой работали? Мне подруга ваша Анна Кондратьевна рассказывала. В автобусе мы вместе ехали.

– Зови меня на ты, Юронька. Чать не чужие мы. С трактора я после войны ушла. С той поры в животноводстве работаю. Я-то с виду только баба пышная, а здоровья квелого, в маму, видать, пошла. Работа на ферме мне по душе, хотя всякое бывало. Вот в пятьдесят втором годе четыре телка моих пали, и присудили мне за них тыщу рублей выплаты. И заплатила. Хорошо еще, что Егор подсобил деньгами. Он, отец-то твой, ко мне завсегда очень внимательным был. Да и я его любила без памяти. Ох, рано он в землю лег, сердешный. Всю войну наскрозь прошел, жив остался, а потом такое получилось… - Глаза ее заслезились, она утерлась косицей головного платка.

– Он тогда пьяным ехал?
– негромко спросил Юрий.

– Кто сказал тебе такое? Да он за рулем маковой росинки в рот никогда не брал! Нетерпеливость .его сгубила. Когда ты родился, он в Бирентае был. Геологической партии груз привез. Друзья ему по телефону туда позвонили, поздравили. А он в кабину - и ходу. Летом там по грейдеру через мосты ездят, а зимой напрямик через реки. Почти на триста километров короче. На дворе апрель, лед-то ноздреватым стал. Ему не надо было напрямик, очень уж рисково, но захотелось тебя побыстрее увидеть. Вот и не увидел совсем… - Она всхлипнула и отвернула лицо.

– Не надо, тетя, - ласково сказал ей Юрий.

– Не буду, не буду, Юронька, - попыталась улыбнуться она.
– А про отца тебе другие лучше меня расскажут. Погостишь вот у меня, и мы с тобой в город съездим. На могилу к нему сходим, в автоколонну, где он работал заглянем. Там его многие помнят.

– А вы часто там бываете?

– Редкий год не удается вырваться. Председатель у нас человек душевный, горю чужому сочувствует. Сознаюсь тебе, Юронька, я ведь и

к вам в город наезжала. Два раза. Видела тебя издалека возле школы…

– Вы были в Ишиме? И не зашли к нам? Как же вы могли, Таисья Архиповна?

– Мне и незачем было заходить. Видела: ты жив, здоров, ухожен.

– И мама знала, что вы приезжали?

– Откуда ей было знать? Писем мы друг дружке не писали… Однако ранние гости к нам жалуют, - глянула она в окно.
– Анютка шествует.

– Утро доброе, подруженька!
– распевно сказала Анна Кондратьевна, входя в горницу.
– Доброе утро и тебе, племянничек! Я вот тут медку майского свеженького прихватила тебя попотчевать. В городе небось такого не лизнешь,

– Спасибо, только я не сладкоежка, - усмехнулся Юрий.

– Мед-то не для баловства, а для здоровья. Это только конфеты зубы портят, а медок пчелиный их наоборот укрепляет. Я каждый день ем, а глянь - все до единого -целы, - провела она пальцем по крепким белым зубам,.

– Муж ее, Андрей, лучший пасечник во всей округе, - вмешалась в разговор тетка.
– Ульи свои в Москву па выставку возил.

– Что верно, то верно, специалист он знатный, - горделиво произнесла Анна Кондратьевна.

– Ну что ж, будем пить чаек с медом, - сказала тетка, - новый самовар поставим. Быстрый, электрический, Юронькин подарок.

Вскоре обе неторопливо прихлебывали из блюдец дымящийся чай.

– Нет, все ж таки угольный чай вкуснее электрического, - приговаривала Анна Кондратьевна.
– Духмянее он и забористей.

– Зато хлопот-то с ним полон рот, - возразила ей тетка.
– Углей надо нажечь, поставить самовар, раздуть. А тут - вилку в розетку, чуток обождал и пей себе на здоровье.

Юрий с благодарностью поглядел на нее. У него было такое впечатление, словно он не вчера познакомился со своей родственницей, а знал ее всю жизнь.

– Спеть чегой-то захотелось, Тося,- сказала гостья.- Уж какие мы с. ней певуньи были в девках, - умильно прижмурясь, похвалилась Анна Кондратьевна.
– Бывало, на одном конце деревни песню заведем, а на другом люди слушают. Тося вверх забирает, а я ее подголоском вширь веду:

Ох вы, сени мои, сени, Сени новые мои!..

– Да ну тебя, Анютка, - махнула на нее рукой тетка, - разве такие песни нынче в городе поют.

– А что толку в новых-то? Ни тебе душевности, ни мудрых слов. Ты вот до сей поры как со сцены запоешь, весь наш клуб дыхание затаит…

– Тоже мне нашла артистку 1

– А чем ты плоха? Будь моя воля, непременно дала бы тебе звание народной артистки за то, что более тридцати годков односельчан своих радуешь.

– Ой, перестань ты, Анютка!

– Ты небось грамотами своими перед племянником не похвалилась? Их полсундука у нее. И с районных смотров и с областного есть. Она у нас, почитай, всю жизнь на виду. В сельсовет ее который раз подряд выбираем…