С прибоем на берег
Шрифт:
– Давай, - предлагает, - коней в машину запрягем.
Смастерили мы постромки, к седлам их привязали!
Я коней под уздцы взял, ну а Архип плечом в задок уперся. Двинулись! Проволокли мы эту чертову машину километра два, но в первой же приличной колдобине застряли.
Гляжу я на беляков, и злость меня разбирает: мы с Архипом уродуемся, а они барами в кабине прохлаждаются. Развязал обоих и говорю:
– А ну помогайте, господа хорошие!
Выбрались из ямы, двинули потихоньку дальше, а там вскоре свои нас встретили. Всем отрядом обступили наш трофей, нас с Архипом подхваливают. Нашелся среди партизан один парнишка, который раньше шоферским делом занимался. Повозился чуток в моторе, потом взял железную рукоятку, крутанул разок-другой - и завелась машина. Сел парнишка за руль и покатил. Мы со злости даже плюнули вслед: ведь целых два часа коней надсажали и сами рвали пупы.
После, как смазали колчаковцы пятки из наших мест, машину эту закрепили за райкомом партии. И Архипу и мне не раз доводилось в ней езживать…
– Федул Филиппович у нас геройский мужчина, - ласково глянула на старика Анна Кондратьевна.
– Был в войну начальником нашей эмтээс, почитай из одного утиля трактора собирал. Пыхтели они, коптили, но работали.
– А кто был трактористами?
– хитро прищурился Федул Филиппович.
– Бабы одни, молодые да ядреные. Своего жару-пару тракторам подбавляли!
Из-за поворота вывернул нагруженный кирпичами ЗИЛ, привычно затормозил возле перекрестка. В его кабине оказалось всего одно свободное место. Юрий поднял было с земли тяжелый рюкзак Федула Филипповича, но тот отрицательно затряс головой:
– Нет-нет! Почет и внимание гостю!
Другие его поддержали, и Юрию пришлось подчиниться общему приговору. Он уселся рядом с шофером, поставив на колени картонку и дорожный свой чемоданчик.
Машина неторопливо шла по пыльному большаку меж зеленеющих посевов. Юрий смотрел на них и со стыдом думал о том, что не может определить, какой злак тянет к солнцу бархатистые свои усы: пшеница, рожь или ячмень. Невольно вспомнился есенинский упрек горожанам, знающим только вкус печеного хлеба.
– Чего присмирел?
– повернул к нему голову шофер.
– Или места наши тебе не нравятся? Это они на первый взгляд такие неприметные, а на самом деле красивее их поискать надо. Леса, озера, луга заливные - раздолье! Останешься насовсем - за полгода душой к ним прикипишь. Я вот тоже не сибиряк, в Подмосковье вырос, а приехал после службы к корешу своему погостить, да и загостился вот уже шестой год! Правда, еще Маруся одна помогла здешние края полюбить.
– Шофер застенчиво улыбнулся.
Бартеньевка оказалась деревней с единственной улицей, вытянувшейся вдоль берега небольшой речушки.
– Бартей речка называется, - сообщил Юрию шофер.
– Пескарей и гольянов - прорва. Ты к кому приехал?
– К Русаковой Таисье Архиповне.
– А, к доярке нашей! Дом ее на дальнем краю. Придется тебе пешочком драпануть. Хотя ладно, - глянул он на часы, - все одно последняя ходка у меня. Подвезу тебя к самым воротам.
На высоком тесовом крыльце стояла дородная русоволосая женщина в праздничном цветастом сарафане. Увидев Юрия, она совсем не по-старушечьи сбежала вниз, молча уткнулась лицом ему в плечо, грудь ее вздрогнула от рыданий.
– Что вы, Таисья Архиповна… - растерянно бормотал Юрий, - не надо плакать… - Он даже мысленно выбранил себя за то, что дал телеграмму. Наверное, с того самого часа, как получила ее, простояла , тетка на крыльце. Лучше было бы заявиться нежданно-негаданно.
– Прости меня, Юронька, - наконец заговорила тетка.- Бабья натура, глаза на мокром месте.- Она даже попыталась улыбнуться сквозь слезы, но улыбка получилась вымученной.
– Ну проходи, проходи, родненький, в горницу…
Она торопливо распахнула перед ним двери сначала в темные сени, а затем в избу. Первое, что бросилось Юрию в глаза, был начищенный медный самовар на столе. Из конфорки его выходили струйки пара, фарфоровый чайник наверху был окутан ими, словно вершина горы облаком. И такой нелепой показалась Юрию громоздкая картонка, которая скрывала модернизированного электрического собрата этого сверкающего золотым отливом красавца.
Стены горницы не были оштукатурены, просто гладко стесаны бока бревен, и между ними темнели прослойки мха. В переднем углу на шелковой тесьме подвешен большой кусок картона с наклеенными в несколько рядов фотографиями.
Не выпуская ноши из рук, почти инстинктивно направился Юрий в этот угол. Взгляд его заметался между пожелтевшими от времени одиночными и групповыми снимками, пока не остановился на одном из них. С фотооткрытки на него оценивающе смотрел матрос в бескозырке, сдвинутой набекрень, с орденами и медалями.
– Это отец?
– не оборачиваясь, спросил Юрий.
– Он, Юронька, он… - всхлипнула тетка.
ГЛАВА 7
Словно оправдывая наихудшие опасения Юрия, утро наступило пасмурное и туманное. Обложной дождь, зарядивший еще с ночи, не унимался.
«Представляю, что творится на полигоне, - беспокойно поглядывал в окно лейтенант, - танковую колею развезло, в окопах по колено воды…»
Он надеялся на то, что суточный план изменят, однако этого не случилось.
На стоянку первого взвода пришел насупленный командир роты.
– Не сумел я убедить комбата отменить занятия,- сказал Юрию Миронов, - придется вам ехать на полигон. Главное - смотрите, чтобы кто-нибудь из новичков оружия на бруствере не бросил. Советую всех молодых собрать в свой окоп, так надежнее будет.
– Но им положено быть в своих отделениях… - не понял совета Юрий.
– Мало ли что положено!
– сердито мотнул головой капитан.
– Сегодня, к примеру, воскресенье, отдыхать положено… Никто вас проверять не станет. Зато береженого, как говорится, сам бог бережет. Если сдадут нервы у какого-нибудь салажонка, вы его за штаны удержите… - И помолчав, спросил: - Сами-то не дрейфите?
– За мои нервы не беспокойтесь, товарищ гвардии капитан, - обиделся Юрий.
– Очень хорошо. С вами поедет замполит. Мне приказано быть на батальонном командном пункте.
Гвардии старший лейтенант Еськов пришел в каске, с плащ-палаткой, свернутой и подвешенной на ремешке через плечо.
– В окопе она вас не спасет, - усмехнулся Юрий.
– Нам не привыкать к водным процедурам!
– ответил Еськов.
– Один армейский начальник назвал нас не морскими, а мокрыми пехотинцами. Кстати, - многозначительно глянул он на командира взвода, - хочу напомнить, что вашему Файзулаеву нынче двадцать стукнуло. Может, поздравим его перед строем? Думаю, это не повредит выполнению поставленной задачи.