Сальватор
Шрифт:
И он скакал, преследуя бегущих, сбивая с ног всех, кто попадался на его пути, топча копытами коня упавших на землю несчастных людей, рубя и кроша тех, кто еще оставался на ногах. Глаза его горели. Сжимая в руках саблю, без конца пришпоривая лошадь, он походил не на ангела-мстителя – ему для этого не хватало ангельской кротости, – а на демона мщения. Но тут он в порыве страсти наткнулся на баррикаду. Поскольку на баррикаде никого не было, он пришпорил коня, решив перескочить через возникшее перед ним препятствие.
– Стой, полковник! – раздался вдруг чей-то голос, донесшийся, казалось, из-под земли.
Полковник пригнулся к шее лошади, чтобы попытаться узнать, кто же это его окликнул. Но тут, непонятно почему, его лошадь, которую он так резко пустил на преодоление препятствия, взвилась в воздух и рухнула на мостовую, увлекая его за собой.
Таковы были причины и обстоятельства несчастного случая, который секунду спустя показался господину Рапту подземным толчком.
Как ни стремились всадники отряда господина Рапта не отставать от полковника, тот, гораздо более горячий, чем они, да к тому же сидевший на лучшей лошади, перескочив через баррикаду, оторвался от своих солдат метров на тридцать.
А позади этой баррикады – ведь как не бывает дыма без огня, так не бывает и баррикад без защитников, – находился Жан Бычок, который искал Туссена Лувертюра и «Мешок с алебастром», которые уже давно скрылись после того, как солдаты господина Рапта открыли огонь.
После тщетных попыток найти своих приятелей, честный плотник, не обнаружив никого из них, собрался уже было уйти, но тут снова раздался ружейный залп подчиненных господина Рапта.
– Кажется, мсье Сальватор был прав, – пробормотал Жан Торо. – И здесь решили немного покрошить прохожих.
Просим прощения у читателей за то, что используем это слово покрошить, которое кому-то может показаться слишком грубым, но Жан Торо не учился в школе аббата Делиля. И это слово очень емко выражало его мысль. И думаем, что читатель простит нас за форму выражения, сосредоточившись на его смысле.
– Значит, – продолжил плотник монолог с самим собой, – и мне следует последовать примеру моих друзей. То есть смотаться отсюда.
К несчастью, решение легче принять, чем исполнить.
– Черт! Черт! – продолжил плотник, оглядываясь вокруг. – Но как это сделать?
Действительно, впереди плотника бежала плотная толпа, пробиться через которую было делом невозможным. К тому же плотнику не хотелось не только убегать, но и делать вид, что убегает.
Сзади с саблями наголо к нему галопом приближались всадники.
Улочки справа и слева были перекрыты: там с примкнутыми штыками стояли солдаты.
Мы уже знаем, что наш приятель Жан Торо не обладал врожденным умом. Испуганно посмотрев направо и налево, он увидел перед собой полуразрушенную баррикаду и решил спрятаться за ней.
А за этой баррикадой уже сидели два или три человека, которым, казалось, пришла в голову такая же мысль.
В этот момент Жану Торо было не до того, чтобы проверять личности себе подобных. Ему нужна была какая-нибудь балка, лестница, плита, с помощью которой можно было бы заделать брешь в баррикаде, чтобы остановить всадников и выиграть время для того, чтобы скрыться отсюда целым и невредимым.
Заметив в стороне ручную тележку, он схватил ее и не покатил – это заняло бы слишком много времени, поскольку вся улица была усеяна обломками, – а понес ее к пролому баррикады.
Он уже собрался восстановить, как только было возможно, целостность этой преграды, но тут неожиданное нападение заставило его изменить решение и сделать тачку не оружием защиты, а оружием нападения.
Скажем теперь, кто же были эти трое или четверо людей, которых Жан Торо обнаружил за баррикадой, что они там делали и о чем спорили.
Они спорили о личности Жана Торо.
– Это он, – сказал человек с длинным и бледным лицом.
– Кто это – он? – спросил другой с ярко выраженным провансальским акцентом.
– Плотник.
– Ну и что? В Париже шесть тысяч плотников.
– Да тот самый Жан Торо!
– Ты так считаешь?
– Уверен.
– Гм!
– Никаких гм!
– Ладно, – произнес третий. – В этом можно убедиться очень простым способом.
– Но таких способов много. Какой из них ты имеешь в виду?
– Я говорю о самом простом. Он и самый лучший.
– Тогда скажи нам, да поскорее, а то этот негодяй от нас скроется.
– Дело вот в чем, – продолжил тот, кто говорил уже своим сильным южным акцентом. – Как ты поступаешь, «Длинный Овес», когда хочешь узнать время?
– Когда ты прекратишь называть людей по имени!
– Ты, выходит, представляешь, что твое имя широко известно?
– Нет. Но это неважно! Итак, ты спросил, что я делаю, когда хочу узнать, который час?
– Да.
– Я спрашиваю об этом у дураков, которые носят часы.
– Так вот, для того, чтобы выяснить личность кого-нибудь, достаточно только…
– Спросить его самого…
– Ну и сообразительный ты парень! Ты только что придумал самый верный способ ничего не узнать.
– И что же предлагаешь ты?
– Не надо спрашивать у человека, как его зовут. Надо его как-нибудь назвать.
– Не понял.
– Потому что ты, друг мой, не Христофор Колумб. А я им являюсь. Представь, что я вижу тебя в толпе. Мне кажется, что я тебя знаю, но я в этом не совсем уверен.
– И что же ты делаешь?
– Я аккуратно приближаюсь к тебе, вежливо снимаю шляпу и говорю самым нежным голосом: «Здравствуйте, дорогой мсье „Длинный Овес”».
– Правильно. Но тут я тебе отвечаю так же ласково: «Дорогой мсье, вы ошиблись. Меня зовут Бонавентюр или Хризостом». Что ты на это скажешь?