Сальватор
Шрифт:
Господин Сарранти сделал движение, чтобы уйти и оставить генерала наедине с Сальватором.
– О, не стоит! – сказал молодой человек. – Вы делили с генералом все горести и опасности. И теперь, я полагаю, было бы справедливым, чтобы вы разделили с ним его радость, поскольку этот радостный день наступил.
– Что вы хотите этим сказать, Сальватор? – живо поинтересовался генерал. – Какую я могу испытать радость, кроме той, когда увижу, как Наполеон II сидит на троне своего отца?
– Однако же, генерал, у вас могут быть и другие
– Увы! Мне они неведомы, – ответил на это генерал, грустно покачав головой.
– Э, генерал, сосчитайте вначале ваши печали, а потом ваши радости.
– Прежде всего у меня есть три печали в этом мире, – сказал господин Лебатар де Премон, – первой и самой главной была смерть моего владыки. Второй, – добавил он, повернувшись в сторону господина Сарранти и протянув ему руку, – приговор, вынесенный моему другу, а третья…
Генерал резко нахмурился и умолк.
– А третья? – спросил Сальватор.
– Третья – потеря ребенка, которого я люблю так же, как его мать.
– Так вот, генерал, – сказал Сальватор, – поскольку вы прекрасно знаете число ваших печалей, вы должны знать и число ваших радостей. А посему вы должны чувствовать радость от того, что восхождение на престол сына вашего владыки, как вы его называете, еще возможно. Второй радостью является спасение и восстановление доброго имени вашего друга. И, наконец, третьей радостью может быть находка вашего горячо любимого ребенка.
– Что вы хотите этим сказать? – воскликнул генерал.
– Как знать! – произнес Сальватор. – Возможно, я могу доставить вам эту радость.
– Вы?
– Да, я.
– О, говорите, скажите же мне скорее, друг мой! – произнес генерал.
– Скажите же, – подтвердил господин Сарранти.
– Все зависит от того, – продолжил Сальватор, – как вы ответите на мои вопросы. Вы когда-нибудь бывали в Руане, генерал?
– Да, – ответил генерал, вздрогнув.
– Неоднократно?
– Один-единственный раз.
– И давно ли?
– Пятнадцать лет тому назад.
– Значит, в 1812 году, так?
– Это было днем или ночью?
– Ночью.
– Вы приехали на почтовой карете?
– Да.
– Вы в Руане пробыли недолго?
– Точно, – ответил генерал, все более удивляясь, – ровно столько, сколько было нужно для того, чтобы дать отдохнуть лошадям и спросить дорогу к деревеньке, куда я направлялся.
– Эта деревушка называлась Буй? – продолжил Сальватор.
– Что? – воскликнул генерал. – Вы и об этом знаете?..
– Да, – с улыбкой ответил Сальватор, – знаю, генерал. Кроме того, мне известно и многое другое. Но позвольте продолжить. Когда вы прибыли в Буй, почтовая карета остановилась перед неким убогим домишком. Из кареты вылез некий человек, в руках у которого был довольно объемистый сверток. Нет необходимости говорить, что этим человеком были вы, генерал.
– Да, действительно, это был я.
– Перед домом вы внимательно
– Точно, – сказал генерал.
– Положив сверток, – продолжал Сальватор, – вы вынули из кармана кошелек и письмо, которые вы положили в первый попавшийся вам на глаза шкаф. Затем вы осторожно закрыли дверь, сели в карету и поехали в Гавр. Все точно, генерал?
– Настолько точно, – сказал генерал, – что кажется, что вы были участником этих событий. Не знаю, откуда вам все это известно.
– Все, однако, объясняется очень просто. Сейчас вы все поймете. Итак, я продолжаю. Эти факты вам прекрасно известны. Они говорят мне о том, что сведения мои совершенно правильны и что мои надежды вполне обоснованы. Но теперь поговорим о том, чего вы не знаете.
Генерал стал слушать с удвоенным вниманием.
– Потом, приблизительно через час после вашего приезда, прибыла некая добрая женщина, которая возвращалась с Руанского рынка. Она остановилась перед тем же самым домом, перед которым остановились и вы. Она вынула из кармана ключ, открыла дверь и удивленно вскрикнула, войдя в дом, услышав бормотанье ребенка.
– Бедная Мина! – прошептал генерал.
Словно не замечая слов генерала, Сальватор продолжал:
– Эта добрая женщина быстро зажгла лампу, двигаясь на крик ребенка, увидела что-то белое, что ворошилось на ее кровати. Приподняв вуаль из муслина, она увидела свеженькое, розовое, залитое слезами личико очаровательной девочки, которой от роду было не больше года.
Генерал провел рукой по лицу и смахнул с глаз две слезинки.
– Добрая женщина очень удивилась, когда увидела, что в комнате, которую она оставила, была какая-то живая душа. Она взяла ребенка на руки, осмотрела его со всех сторон, стараясь найти в его одеждах какой-нибудь указатель на происхождение. Но ничего не нашла. Увидела только, что пеленки девочки были из батиста, что покрывало ее колыбельки было из лучших алансонских кружев. Все было завернуто, как я уже сказал, в индийский муслин. Все эти сведения были довольно расплывчатыми. Но вскоре добрая женщина нашла нечто более значимое: на столе лежали письмо и кошелек, положенные вами. В кошельке были тысяча двести франков. В письме было написано примерно следующее:
«Начиная с 28 октября следующего года, в день рождения той, кого вы примите, вы будете получать от кюре деревни Буй по сто франков ежемесячно.
Дайте ребенку самое лучшее воспитание, какое только сможете. Научите ее вести хозяйство. Одному только Богу известно, какие ее ожидают в жизни трудности!
При крещении ей было дано имя Мина. Именно так она и должна зваться».