Сальватор

Дюма-отец Александр

– Однако, – сказал он, – мы не станем упрекать в этом правительство большинства: из рыцарских побуждений, которые идут из времен крестовых походов, оно пошло на образование коалиции против турок. Направим наш гнев, всю нашу суровость на тех, кто этого заслужил, на тех, кто по недомыслию или злому умыслу поддерживает революции в других странах потому, что не может разжечь костер гражданской войны у себя на родине. Я не хочу называть имен, – добавил оратор, – но имя одного известного банкира сейчас у всех на устах. Мы знаем, из какого источника финансируется эта революция. И я спрашиваю вас, господа, должен ли я кровью расплачиваться за это, имея в виду волнения последних дней, могу ли я сказать, что тот, кто оказывает финансовую поддержку бунтарям в Греции, вполне способен найти средства для финансирования парижских греков?

Этот выпад вызвал гром аплодисментов. По залу пролетело имя господина де Моранда. Палата пэров не любила банкира, а его стремительный взлет на пост министра финансов не смог изменить это мнение. И поэтому все были рады тому, что господин де Вальженез публично поносит банкира-министра.

Но среди аплодисментов послышались и недовольные восклицания.

Генерал Эрбель с места прервал речь молодого пэра и выступил против его речи, призвав господина де Вальженеза забрать назад свои слова, которые очень походят на оскорбление.

– Оскорбление? Что ж! – ответил господин де Вальженез. – Если правда кажется вам оскорблением…

– Но вы не можете, – воскликнул другой пэр, – всерьез обвинять господина де Моранда в том, что он выделил средства на организацию волнений на улице Сен-Дени!

– Вы сами назвали его имя, мсье, – сказал самым нахальным образом господин де Вальженез.

– Иезуит! – прошептал генерал, произнеся это слово достаточно громко для того, чтобы его услышали.

Господин де Вальженез подхватил это слово, но не для того, чтобы обидеться, как все предположили.

– Если генерал, назвав меня иезуитом, хотел оскорбить меня, – сказал он, – он совершил ошибку. В этом я не вижу оскорбления. Это все равно, как если бы я назвал его военным.

Этим дискуссия и закончилась, и перешли к обсуждению следующего вопроса повестки дня.

Вернувшись домой около пяти часов вечера, генерал Эрбель увидел, что его ждет господин де Моранд.

Банкиру уже были известны все подробности того, что произошло в палате пэров.

Увидев его, генерал сразу же понял о причине его визита. Протянув руку, он усадил господина де Моранда в кресло.

– Генерал, – сказал банкир, – я с огромным удивлением узнал о том, что господин де Вальженез оскорбил меня в палате пэров, не назвав, правда, моего имени. И мне доставило большое удовольствие, когда стало известно о том, что вы выступили в мою защиту. Быть оскорбленным господином де Вальженезом и получить поддержку с вашей стороны для меня двойная честь. Поэтому я решил не теряя времени приехать к вам и поблагодарить за ваше доброе участие в этом деле.

Генерал кивнул с видом человека, который хочет сказать: «Я только исполнил долг честного человека».

– Кроме того, – продолжал банкир, – у меня есть надежда, что вы, после того как вступились за меня, не захотите остаться в стороне в деле, которое последует за этим.

– Я в вашем полном распоряжении, дорогой мсье де Моранд. Прекрасно вас зная, я предполагал, что вы немедленно приедете ко мне для того, чтобы попросить меня потребовать от вашего имени сразу же после заседания палаты удовлетворения за нанесенное вам оскорбление.

– Ваше мнение наполняет меня радостью, генерал, поскольку мне ясно, что вы не откажетесь сделать все именно так.

– Теперь скажите, – произнес генерал, – известен ли вам ваш противник?

– В общих чертах.

– Это – молодой фат, у которого нет принципов.

– О! – произнес господин де Моранд, нахмурившись и придав лицу выражение ненависти, которое от него трудно было ожидать.

– У этих дураков, – сказал генерал, – после ужина в голове часто бывают совсем другие идеи, чем до него.

– В таком случае, генерал, – со смехом произнес господин де Моранд, – есть только одно средство для того, чтобы помешать им менять мнение после ужина.

– Какое же?

– Уладить все дела с ним до ужина.

Банкир вынул часы.

– Сейчас пять часов. Он ужинает не раньше половины седьмого. Если вы согласитесь быть моим секундантом, мы можем отправиться сейчас за вторым секундантом. А по пути мы обсудим условия поединка.

– С превеликим удовольствием, – ответил генерал. – Но, боюсь, что моя карета распряжена.

– Какая разница! У меня есть карета, – сказал господин де Моранд.

Когда они сели в карету, банкир приказал кучеру:

– К дому номер 4 на улице Макон.

– Улица Макон?.. – повторил генерал, силясь сообразить, где такая улица находится.

Карета тронулась.

– Где это мы, черт возьми! – спросил генерал, когда карета остановилась перед домом Сальватора.

– Там, куда привез нас кучер.

– О, какая ужасная улица!

Посмотрев на дом, граф Эрбель снова спросил:

– Нам нужно именно сюда?

– Да, генерал, – с улыбкой ответил господин де Моранд.

– Какой ужасный дом!

– И однако, – сказал господин де Моранд, – на этой улице и в этом доме живет один из самых честных и смелых людей, каких я только знаю.

– Как его имя?

– Сальватор…

– Сальватор… И чем он занимается?

Господин де Моранд улыбнулся.

– Если верить тому, что говорят, он комиссионер.

– Ага! Теперь я начинаю понимать. Ну, конечно, я слышал об этом философе от генерала Лафайета, который очень высоко о нем отзывался.

– Вы не только слышали о нем, генерал, но и неоднократно с ним беседовали.