Сальватор
Шрифт:
– Господин де Бедмар умер от апоплексического удара, – возразил слегка смущенный Лоредан.
– Господин де Бедмар умер от пистолетной пули. Кузен, знайте, что всякий раз, когда семья хочет по той или иной причине скрыть обстоятельства смерти одного из своих родственников, она прибегает к апоплексическому удару. Это ясно даже ребенку. Так вот, знайте: завтра между девятью и девятью пятнадцатью утра вы умрете, как и господин де Бедмар, от апоплексического удара. Добавлю, если вам приятно это знать, что я опубликую в газетах именно ту причину смерти, которую вы себе выбрали.
– Ну, довольно шуток, – сказал господин де Вальженез, распаляясь. – Давайте остановимся на этом, если вы не хотите, чтобы наш разговор принял другой оборот.
– Да какой же оборот он может принять? Уж не полагаете ли вы, случаем, кузен, что у вас хватит сил вышвырнуть меня в окно? Если у вас есть подобные мысли, посмотрите на это внимательно.
И с этими словами Конрад вытянул вперед руки, мускулы которых ясно вырисовывались под тонкой тканью его одежды.
Лоредан машинально отступил на шаг.
– Давайте закончим этот разговор, – сказал он. – Что вам нужно?
– Я пришел спросить у вас вашу последнюю волю и пообещать, что в точности выполню ваше желание.
– Уверен, – сказал Лоредан, – что вы поспорили с кем-то из ваших приятелей, что разыграете меня подобным образом.
– Я никогда ни с кем не заключаю пари, мсье, и ни над кем не разыгрываю шуток. Я говорю вам, что вы будете убиты, потому что человек, с которым вам завтра утром предстоит стреляться, очень храбр и уже не раз это доказал. А вот вы – да взгляните на себя в зеркало – бледны и покрылись потом. Добавлю к этому, что если вас не убьют завтра, на свете есть еще один человек, который закончит начатое господином де Морандом дело.
– И этот человек, конечно же, вы? – спросил Лоредан, с ненавистью глядя на двоюродного брата.
– Нет, – ответил Сальватор, – я в этом списке третий.
– О ком же вы в таком случае говорите?
– Об отце девушки, которую вы похитили и которую я вырвал из ваших рук. Об отце Мины. Выслушайте же меня внимательно, – сказал Конрад, – так внимательно, как только можете. Я и без того потерял с вами слишком много времени. Смерть ваша у меня не вызывает никаких сомнений. Поскольку если вы уцелеете на этой дуэли, вам не избежать пуль от других людей. Так вот, именем вашего отца, который был честнейшим человеком, именем вашей матери, которую свела в могилу боль утраты, именем ваших предков, этих достойнейших дворян, чье имя ничем не запятнано, во имя уважения человеческих чувств, если в вас остается хоть капля добродетели, во имя Господа, если вы еще в него верите, заклинаю вас рассказать мне о тех ваших черных делах, которые я в состоянии исправить.
– Мсье, вы или сошли с ума, или набрались слишком большого нахальства! – вскричал Лоредан. – Я требую, чтобы вы убрались из моего дома!
– А я во второй раз заклинаю вас не оставлять после себя ни одного деяния, которые могли бы запятнать тысячи лет добродетельной жизни.
– Прекратите ваши шутки, мсье, и убирайтесь! – повелительно произнес господин де Вальженез.
Но Конрад продолжал стоять спокойно и неподвижно.
– В третий раз, – снова сказал он, – я заклинаю вас сказать мне, что плохого вы совершили в вашей жизни для того, чтобы потом, после вашей смерти, я смог это исправить.
– Вон! Убирайтесь вон! – закричал Лоредан, подскочив к шнурку звонка и отчаянно его дернув.
– Пусть же в минуту вашей смерти на вас снизойдет Божья благодать, – серьезным тоном произнес Конрад.
И вышел из кабинета.
Глава СХХХ
Король ждет
Встреча, как мы уже сказали, должна была состояться в девять часов утра в Булонском лесу.
Увы! Все проходит! Исчезло еще одно воспоминание о нашей молодости! Лес этот, некогда пустынный, теперь обитаем. И когда наши племянники увидят этот английский парк, такой ухоженный, постриженный и отлакированный, словно лубочная картинка, заказанная каким-нибудь буржуа, они не поверят в наше описание остатков этого старинного леса Лувуа, который король-расточитель по имени Франциск I приказал обнести оградой для того, чтобы никто не мешал ему охотиться там в свое удовольствие.
Они также не поймут того, что были времена, когда люди были уверены в том, что никого там не встретят, и поэтому назначали там поединки. Это считалось настолько само собой разумеющимся, что секунданты человека, который принимал условия поединка, высказанные его противником, приняли бы за сумасшедших или невежд тех, кто предложил бы им устроить поединок в другом месте, кроме как у ворот Майо или на аллее Охотничьего домика.
Кроме того, в выборе места была какая-то фатальность: дуэли, которые назначались в другом месте – в Клиньянкуре или в Сен-Манде, – почти всегда заканчивались неудачно.
А вот нимфы Булонского леса, напротив, были очень привычны к тому, что в нем часто стреляли из пистолетов или дрались на шпагах, и они частенько своим дыханием отводили пули в сторону или отклоняли шпаги.
Там, неподалеку от ворот Майо, жил некий ресторатор, который сколотил себе состояние только на том, что дуэли не происходили или заканчивались удачно для участников.
Добавим сразу же, что секунданты господина де Моранда и господина де Вальженеза избрали местом дуэли Булонский лес вовсе не по причине его миролюбивой славы.
И те и другие прекрасно понимали, что им предстоит присутствовать при дуэли, на которой неизбежно будет пролита кровь.
В утро назначенного для дуэли дня лес представлял собой очень живописное зрелище.
Стоял январь, то есть была зима, и лес очень гармонировал со временем года.
Низкое небо имело цвет чистого снега, воздух был сухим и бодрящим, земля сверкала миллионами звездочек под лучами солнца, которое стояло над самыми вершинами деревьев. Ветви деревьев с очаровательной небрежностью свешивались вниз длинными сулианами, которые сверкали подобно сталактитам. Все это придавало лесу вид огромной декорации, написанной и помещенной в соляной пещере.
Первым на место поединка прибыл Сальватор. Остановив коляску на смежной аллее, он направился в лес для того, чтобы найти указанное место. Не прошло и нескольких минут, как он услышал голоса и звук шагов.
Обернувшись, он увидел, как к нему приближались господин де Моранд, генерал Пайоль и граф Эрбель.
За ними шел слуга господина де Моранда в ливрее. В руках он держал какой-то портфель.
Банкир же держал в руках пачку писем, которые получил, очевидно, перед самым отъездом из дома. Он читал их на ходу, разрывая те, которые считал не имеющими значения, и передавая другие слуге с пометками, которые делал карандашом, кладя их на шляпу.