Семь незнакомых слов
Шрифт:
Но оставалось и непонятное. Я спросил отца, какие страны нам ближе — зелёные или, к примеру, фиолетовые?
К моему разочарованию, он ответил, что раньше зелёным цветом отмечали страны Британской империи — Индию, Канаду, Австралию и так далее, но сейчас Британской империи уже нет, и цвета взяты, в общем-то, произвольно, потому что стран много, а основных цветов всего семь.
На следующий день разговор продолжился, хотя я о нём уже и забыл. Отец похлопал меня по плечу и сказал: спасибо, старина, ты навёл меня на очень интересное размышление. Я ответил: пожалуйста, старина, а что за размышление?
— Ты задал очень интересный вопрос. Возьмём, к примеру, механизмы:
— Как что? — удивился я. — Еда, вода, воздух!
— Так-то оно так, — полу-согласился отец. — Но если взять шире, то каждым человеком в отдельности и целыми странами управляют три силы — Деньги, Кровь и Идеи…
— Это как?
— Деньги — это всё, что касается жизнеобеспечения, — объяснил он. — Еда, одежда, крыша над головой, мебель и так далее. Кровь — любовь к родственникам, друзьям, к своему народу. А Идеи — когда воплощают свои представления о добре и зле. К примеру, в нашей стране в основу общественного строя положена Идея справедливости. В США правят Деньги, а, например, фашистская Германия во главу своей политики ставила вопросы Крови, там был нацизм.
— Хорошее размышление, — оценил я, — здорово!
Мне понравилось, что в нашей стране главное — Идея справедливости. Это означало, что мы — самые добрые в мире. Разумеется, я уже об этом знал, но другими словами, не такими красивыми.
— А что тогда управляет другими странами?
— В общем-то, то же самое, — ответил отец, — только вперемешку. Ведь и мы пользуемся деньгами, и у нас в стране проживает более ста национальностей. Просто в других странах это менее заметно — где-то больше того, где-то другого. Тут, старик, важно помнить, что любая энергия может быть, как созидательной, так и разрушительной. Электричество заставляет лампочку светиться, а человека — может убить. Деньги позволяют делать много полезного — выращивать урожай, стоить дома и дороги, развивать науку и искусство. Но из-за денег кто-то идёт воровать, грабить и даже убивать — в этом случае они играют разрушительную роль. Так же и с Кровью: любить свой народ, знать его историю, гордиться его достижениями — хорошо и правильно. Если же считать хорошим только свой народ, а другие народы — плохими, ничего хорошего уже не получится, согласен?
До сих пор мне казалось, что собой управляю я сам — ещё немного родители, а в школе — учителя. Но, в основном, посторонняя помощь не требуется. Прежде чем кивнуть, я в сомнениях неопределённо покачал головой.
— Идеи, Кровь и Деньги, — заключил отец, — три кита на которых стоит мир.
От неожиданности я подскочил со стула.
— Какие ещё три кита? — поразился я. — Так ты не знаешь, что Земля — круглая?! Вот это да!
И уже собирался вывести отца из дремучей древности на передовой рубеж астрономической науки — поведать, почему день сменяется ночью, а зима — весной и летом, но отец рассмеялся и уточнил: он выразился иносказательно — применив для красоты древнее представление об устройстве мира.
— А-а, тогда ладно, — я кивнул, показывая, что принимаю его объяснение. — А знаешь, как ещё древние люди представляли Землю? Будто она стоит на семи слонах, а они — на огромной черепахе!
В подтверждение я схватил с письменного стола учебник по природоведению и отыскал нужную картинку.
— А знаешь, — сказал отец после недолгого раздумья, — так даже лучше звучит: Идеи, Кровь и Деньги — три кита, на которых стоят слоны!
Мы собирались у карты по вечерам — сразу после того, как отступала угроза для отцовского гардероба остаться без хозяина. Гасился верхний свет, и отсвет аквариумной лампы придавал карте сходство с планом первооткрывателей. Для дополнительного освещения включался торшер. Иногда я думал — здорово было бы выйти из комнаты и оказаться на палубе трехмачтового парусника. Иногда мне казалось — так и есть: мы бороздим моря и открываем страны, просто остальные об этом не догадываются.
— Ну что там видно из нашей кают-компании? — обычно спрашивал отец, благостно поглаживая себя по животу. — Шкипер, где мы?
— У побережья Испании, — напоминал я. — Подходим к Геркулесовым столпам.
Поначалу мы собирались у карты каждый вечер, но потом отец, ссылаясь на дела, предложил проводить наши заседания пореже — хотя бы через день, через два. Свободные вечера он посоветовал мне использовать для изучения книг о той или иной стране, которые он приносил с собой. Обычно в книгах было много фотографий, но попадались и цветные рисунки — они мне нравились больше, потому что сильней будили воображение.
Покинув Европу, мы двинулись вокруг Африки, о которой отец знал не так-то много. Он сообщил, что первым моряком, который проплыл вокруг Африки считается Васко да Гама, но по некоторым данным можно предположить, что ещё за две тысячи лет до него это сделал уже финикийцы — исчезнувший народ из древнего Ливана, который первым стал использовать для письменности алфавит.
Единственной африканской страной, о которой отец имел неплохое представление, был Египет. Египтяне строили пирамиды, но что казалось отцу ещё интересней — они скрывали свои имена и верили в магическую силу слов.
— Знаешь, они считали, что, когда человек умирает, после него остается жить его дух — Ка, — рассказывал отец. — Так вот считалось, что этого Ка надо кормить: они приходили в гробницы своих усопших и произносили слова «хлеб», «мясо», «вода», «рыба», и Ка таким образом насыщался. Потрясающе, как считаешь?
Мне этот обычай показался немного странным, но отец сказал — люди до сих пор сохранили подобную веру в слова.
— Вот ты, когда говоришь кому-нибудь: «Желаю тебе здоровья, счастья, успехов», ты ведь тоже хочешь, чтобы твои пожелания сбылись, правда? Сам подумай — откуда этот странный обычай высказывать пожелания, может быть с тех самых древних времен?
Суеверное отношение к именам было присуще многим народам — сообщил отец. Например, в Новой Гвинее было племя, которое охотилось не только за головами своих противников, но и за их именами. А у египтян с именами обстояло так: настоящее имя давалось человеку при рождении, но держалось оно в страшном секрете, и открывалось только после его смерти. Египтяне думали, что, узнав истинное имя человека, можно подчинить его своей воле. Поэтому в повседневной жизни они использовали прозвища.
За Египтом начинались пространства, которые отец знал лишь приблизительно — пустыня, савана и джунгли. Там использовали берберо-ливийские, чадские, кушитские и омотские языки. В каких-то из них — отец не помнил, в каких именно — применялись щёлкающие звуки, более не встречающиеся нигде. Как они звучат он не представлял, но я быстро разобрался и с полчаса разговаривал по-африкански — щёлкая языком посреди русских слов. Отец моей лингвистической находчивости не оценил, а мама и вовсе спросила его: «Что ты сделал с сыном? Видишь, он повредился!» — после чего мой интерес к африканским языкам постепенно угас.