Серебряный меридиан
Шрифт:
200
ЧАСТЬ II. ГЛАВА VI
Для этого пригодилась старая школьная сумка Уилла и еще одна
того же покроя.
Собираясь, Виола будто освобождалась от невидимых пут. Она
с удовольствием оставляла дома всю женскую одежду — опосты-
левшие юбки, мешавшие дышать корсеты, платки и чепцы.
Она, наконец, надела рубашку брата, кожаные удобные в до-
роге штаны и дублет без рукавов, с широким поясом и коротким
стоячим
мерла, уткнувшись носом в чистую ткань, пропитанную арома-
том сушеных трав и отзвуком его, Уилла, запаха. Словно на ней
было множество ран, а эта рубашка, точно целебный пластырь, закрывала и излечивала все. Эта одежда давала ей уверенность
в себе. Сапоги, кинжал на поясе, кепи с коротким козырьком
и стриженым перышком на булавке — этот образ был мечтой ее
жизни. Она коротко обрезала волосы. Теперь они кудрявились
на затылке, а шею холодил ветерок. Она повернулась к Уиллу, постучавшему в дверь.
— Взгляни!
Он одобрительно кивнул.
— Кто скажет, что все это не для тебя, тот слеп и ничего не по-
нимает, — он подошел ближе и поправил ремень с кинжалом, за-
крепленный у нее на поясе. — Как мы решим назвать тебя?
— Себастиан.
— Почему?
— Редкое имя.
Раньше при одной только мысли о себе, как о брате Уилла, ей
начинало казаться, что все возможно, что нет никаких преград, что за плечами взметнулись крылья. Теперь в этой чудодействен-
ной маске, в своем новом обличье, которое она не раз в вообра-
жении примеряла на себя, Виола действительно вздохнула
свободно. Мир открывался им, и не было сомнений, что предстоя-
щая дорога, по мере продвижения, развернется перед ней полот-
ном ее новой жизни.
Она с удовольствием осмотрела Уилла. Ладный, стройный, в до-
рожной одежде цвета густого портера, с ножнами у пояса, он был
похож на стрелу или стрижа, готового к полету, и ничем не напо-
минал продавца перчаточной лавки. Он смотрелся изысканно. Он
был «Слуга Ее Величества королевы».
201
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
— Ты ничего не забыла? — оглядев их сумки и свертки, переспро-
сил он.
Виола держала в руках книгу.
— Матушкин подарок, — сказала она. — Овидий.
Это были «Метаморфозы» — любимая их книга и любимая книга
Ричарда, которую им ко дню рождения подарила Мэри. Она при-
метила, что слово «Метаморфозы» не сходило у них с языка.
В своем дневнике Виола записала:
«“Метаморфозы”, видимо, так воздействовали на нас, что с каждым
произошли удивительные преображения. Овидий поведал нам, что ради
любви и любимого можно сделать все, даже стать кем угодно…»
— Еще кое-что я хочу забрать — наши письма.
Он сел в кресло и наблюдал, как она искала что-то в своем сун-
дуке, а потом в плоских ящиках конторки.
— Да что такое?
Она осмотрела в комнате все.
— Что ты ищешь?
— Да письма.
— Письма Дика?
— Да.
— И только?
Вопрос насторожил ее.
— Потерянные… «Усилия любви»?* — произнес он.
Она распрямилась, продолжая стоять на коленях у сундука.
— Господи, Уилл! Они у тебя?..
— Ты простишь меня? Я нашел их вчера в детской.
Виола ответила, растерянно глядя перед собой.
— Как они там оказались?
— Похоже, Сью стащила их, подглядев, как ты их прячешь.
Он опустился рядом с Виолой.
— Ты все прочитал? — спросила она.
— Да. Прости меня. И прости, что я не знал этого прежде. Я бы
мог догадаться.
— Мог?
* Love’s Labour’s Lost. «Lost» — «бесплодные» с английского языка можно переве-
сти и как «потерянные», «утраченные» (прим. автора).
202
ЧАСТЬ II. ГЛАВА VI
— Нет. Нет. Ты… — настоящий актер, — сказал он и шепотом до-
бавил, — и поэт.
— Я не то и не другое. Я просто… Это… развлечение.
Когда она обернулась, он понял, что не ошибся. Молча скло-
нился к ее руке и прижался к ней губами. Он не смог найти нуж-
ных слов, до того были мелки все слова, что он знал.
— «Усилия любви» не бывают напрасными. Я знаю. Я это знаю, —
и добавил. — Чтобы твоим стихам жилось чуть веселее, добавь
к ним и те мои, что я писал тебе.
Виола утерла слезы и улыбнулась.
— Они уже там.
Они долго стояли на коленях, молча, обнявшись.
— Не суждено мне, видно, хранить тайны, — вздохнула она.
— От кого угодно, только не от меня.
— Ты заметно повзрослел в последнее время, — сказала она.
— С чего бы это?
Он смотрел на нее с улыбкой, рожденной печалью сочувствия
и просветлевшей утешением.
Ночью он написал:
Как в зеркало, глядясь в твои черты,
Я самому себе кажусь моложе.