Сфинкс
Шрифт:
Она показала на кресло, в котором я сидел.
— Он находился в этом кресле с иглой в руке и кожаным ремешком… как вы его называете?
При мысли, что сижу там, где обнаружили труп, я вскочил с кресла. И, стараясь скрыть брезгливость, повернулся к мадам Тибишрани.
— Жгут?
— Oui, [16] что-то вроде жгута. Он уже был мертв. Наверное, целый день. Одного не понимаю: Барри не увлекался героином, в этом я уверена.
Она была права: Барри, хотя и пользовался многими стимулирующими наркотиками, был страстным противником героина. Кроме того, Александрия вовсе не тот город, где можно легко приобрести героин. И еще мадам Тибишрани была права в другом: Барри впитывал и ценил все,
16
Да (фр.).
Те, что пришли к Барри, действовали по плану. Я окинул взглядом разоренную комнату. Они убили хозяина, затем обыскали квартиру. Но у меня сложилось впечатление, что ушли они разочарованными — настолько разочарованными, что громили все направо и налево.
— Я молюсь за него, — сказала мадам Тибишрани. — Вы же знаете: если это самоубийство, его душа не попадет на небеса. Я говорила со священником, но он непреклонен.
Пока сирийка переживала за неприкаянную душу жильца, я мучился собственными мыслями. Неужели Барри погиб из-за того, что я попросил его сделать углеродный анализ астрариума? Неужели я прямо или косвенно повинен в его смерти? Кто настолько сильно хочет завладеть астрариумом, что ради этого готов пойти на убийство? И кто вообще знал, что он находится здесь? Кого опасался Фахир? Я невольно поежился и оглянулся. Мадам Тибишрани заговорила громче, и до меня стал доходить смысл ее слов.
— Меня пытались убедить, что Барри в домашней лаборатории готовил наркотики. Какая нелепость! С тех пор как произошла трагедия, полиция, тайная полиция и городские власти не перестают меня беспокоить. Приходила даже какая-то англичанка и задавала мне вопросы. Кто дал ей такое право? Я посмотрела на нее и решила, что она не была любовницей Барри, — у такой женщины вообще не может быть любовников…
— Вы запомнили ее имя? — нетерпеливо перебил я сирийку. У меня возникло подленькое подозрение, что я знаю, кого она имеет в виду.
— Она назвалась Аделией Лаймхерст. Когда я попыталась не пустить ее в квартиру, она меня просто оттолкнула и обошла все углы. Разве не безумие?
Значит, Амелия здесь побывала. Откуда ей стало известно, что астрариум у Барри? Чем больше я об этом думал, тем очевиднее становился ответ. О нашей дружбе и о том, что Барри занимается определением возраста артефактов, знали все. Знали и об одержимости Изабеллы. Связать одно с другим ничего не стоило. Я внимательно осмотрел комнату, стараясь определить, что пропало из квартиры. У стены стоял огромный стеклянный сосуд — гордость Барри, аквариум с тропическими рыбками. В голову пришла нелепая мысль: что бы сообщили бы мне рыбы, если бы умели говорить? Я не был уверен, что хочу это знать.
— Женщина что-нибудь с собой унесла? — повернулся я к хозяйке дома.
— Ничего! Зато задавала очень много вопросов. Спросила даже о вас и о вашей несчастной жене.
— Возмутительно! Мадам Тибишрани, вы не оставите меня на несколько минут одного? Я хочу попрощаться с Барри без свидетелей.
Ее глаза опять наполнили слезы, и я ощутил укол вины, обманывая ее. Но не мог же я при ней обыскивать комнату.
— В других обстоятельствах я ответила бы отказом, но из уважения к вам и вашей бедной милой жене, которые были с ним так близки… Кроме того, мне надо покормить несчастного Томаса. Позовите меня, когда закончите. — И она ушла с мяукающим котом на руках.
У меня не осталось сомнений, что Барри убили, и я хотел выяснить, успел ли он спрятать астрариум.
Я сел на кожаный стул и постарался представить себя на месте Барри — посмотреть на все его глазами. Где он мог спрятать астрариум? Я подавил желание вскочить и начать остервенело копаться в разбросанных вещах. Напряг ум, закрыл глаза, затем открыл. Взгляд остановился на аквариуме с рыбами. Все в нем было как прежде — песок и ил казались нетронутыми. Я еще несколько секунд не сводил с аквариума взгляда, потом беспокойно поднялся — внутри, как выброс желчи, нарастали паника и страх. Полиция или убийца Барри могли вернуться в любой момент, так что действовать следовало быстро.
Я решил проверить другие комнаты. Матрас в спальне был распорот, три деревянных ящика, в которых Барри держал одежду, перевернуты: брюки, саронги, нижнее белье и гидрокостюмы — все свалено в одну кучу. Вид его любимой доски для серфинга с любовно выведенной строкой из «В дороге» Джека Керуака заставил меня остановиться в нерешительности. В гневе от такого вандализма я пнул стену. На пол сполз плакат, и мой взгляд упал на маленькое святилище Будды. Божество лежало разбитым, неподалеку блаженным лицом вверх валялась отколотая голова. Тут же была брошена статуэтка Тота, древнеегипетского бога письма и магии — любимого бога Барри. Но где же астрариум? Где-то за пределами квартиры скрипнула половая доска. Я замер и, борясь с чувством, что не один в комнате, посмотрел через плечо. Подождал. Ничего. Осторожно, стараясь не шуметь, перешел в ванную, где Барри оборудовал домашнюю лабораторию.
Метры стеклянных трубок — вакуумных линий — были подвешены к потолку на металлических рамах и переплетались друг с другом, напоминая причудливую скульптуру. Раковина превращена в рабочий стол, на котором стояли маленький холодильник, ступка с пестиком, лежали молоток и напильник с приставшими к нему волокнами темного дерева.
Нервничая и не зная, что могу найти внутри, я осторожно открыл холодильник. На полках стояли заткнутые пробками стеклянные мензурки с жидким азотом — непременное составляющее углеродного анализа. Две из них были недостаточно хорошо закупорены, и из-под под пробок курился парок. Рядом стояла нетронутая банка пива «Фостер». Несколько мгновений меня подмывало распечатать ее и выпить за упокой Барри — извращенная слезливость, но он бы ее одобрил. Меня остановил звук, донесшийся из соседней комнаты, — как будто что-то разбилось. Я подпрыгнул, затем прижался к стене и, действуя как можно тише, взял со стола самые тяжелые пассатижи. Держа их в поднятой руке наподобие дубинки, я пошел к полуоткрытой двери, каждую секунду ожидая столкнуться с бандитом. Но нашел всего лишь голодного котенка, который посмотрел на меня гноящимися глазами и жалобно мяукнул. Я с облегчением выронил пассатижи. Очередной беспризорный, нашедший у Барри кров.
Отдышавшись, я продолжил поиски, все меньше рассчитывая на успех. В лаборатории Барри занимался определением возраста астрариума, но куда он мог его спрятать?
Дальше на столе над горелкой Бунзена висел лабораторный стакан из жаропрочного стекла, внутри находился маленький почерневший кусочек угля. Кроме этого пепла — как я догадался, остатков древесины — и волокон на напильнике, я не заметил никаких признаков астрариума и его деревянного корпуса. Через десять минут я был вынужден сдаться и с тяжелым сердцем вышел из квартиры. Тот, кто убил австралийца, владел теперь астрариумом — древностью, за которую отдали жизни Изабелла и Барри. И которую доверили мне.
Убедившись, что замок входной двери щелкнул, я спустился в квартиру мадам Тибишрани. Она открыла мне, зажав пальцами розовые четки.
— Обрели покой?
— Не совсем. Похороны уже состоялись?
— Господи, если бы! Бедняга все еще в городском морге. Ждут австралийского консула. Возникла проблема — никак не могут найти какого-нибудь живого родственника Барри. Хотя вопросов с его бывшими женами нет: все три отыскались, и все три утверждают, что все еще за ним замужем. Барри был таким романтиком!