Сфинкс
Шрифт:
— Много лет, много лет. — Он неопределенно махнул рукой в сторону востока. — Но теперь я сбит с толку. Приходил сюда четыре полные луны назад, но ничего этого не было.
— Чего этого?
— Вот, — он похлопал валун, на котором мы сидели, затем показал на гребень за нашими спинами. — Выросло за одну ночь, как грибы.
— Грибы в пустыне?
Пастух рассмеялся или, вернее, закашлялся, хрипло кхекая и выплевывая табачные крошки, уходившие со слюной в песок.
— Есть много такого, что я не могу объяснить: звезды, которые древнее, чем свет, непостоянство женского сердца, мечты президента Садата. Но я во все это верю, потому что вижу собственными глазами. Может, все это волшебство, но по воле Бога, поэтому я верю. — Он снова улыбнулся, взял висевший на шее талисман от сглаза и прижал ко лбу.
Мое внимание привлек лежавший на песке темный сгусток. Я подобрал его и понюхал. Вещество пахло сильно и остро — это был кусочек смолистой нефти, видимо, выброшенный на поверхность землетрясением и распадающийся на воздухе и солнце. Волнение комом подкатило к горлу. Скрывая чувства, я спрятал кусочек в карман.
Затем встал и пошел вдоль слоя темного песка, срывавшегося к небольшой расселине. Из нее выглядывал мертвый куст. Я опустился на колени и принялся разглядывать корни растения. Вокруг были сплошные отпечатки птичьих лап, оставленные на том, что сначала показалось мне грязью. Хищные птицы не редкость в пустыне, но откуда здесь грязь? В этой местности дожди не выпадали несколько лет.
— Оливер!
Голос Мустафы вывел меня из задумчивости. Мой помощник, размахивая листом бумаги, появился на гребне.
— Геофизические данные обнадеживающие! Не сомневаюсь, мы близки к открытию!
Я стал взбираться по склону, и в этот момент бедуин схватил меня за руку.
— Это Божье дело. Нельзя портить, иначе последствия падут на наши головы. Помни, друг мой, ты всего лишь человек. Аллах могущественнее тебя.
Вернувшись на месторождение, я обошел буровую, которую помогал устанавливать несколько месяцев назад. Она отстояла на километр к юго-западу от основной скважины и внедрялась в тот же нефтеносный пласт. А основная давала более пятнадцати тысяч баррелей нефти в день. Нефть с грязью вырывались из-под земли, и теперь не оставалось сомнений, что новая скважина будет такой же продуктивной, как та, что открыла месторождение.
Рядом работали вибрационные сита для бурового раствора — устройства, напоминающие огромное решето. Над ними поднимался пар — это из бурильной колонны на них, словно внутренности гигантского подземного зверя, извергалась горячая грязь. Сита отделяли грязь от шлама, после чего сбрасывали грязь в приемники бурового раствора, наполняя воздух запахом нефти и остро пахнущей земли. Я махнул рукой стоявшему на краю полного выбуренной породы приемника учетчику состояния раствора и увлек Мустафу подальше от шума генератора.
— Новое потенциальное месторождение находится на участке, арендованном ОПЕК?
— Разумеется.
— Ты еще не говорил об этом с Дю Вуром?
— Я работаю на тебя, Оливер, а не на Дю Вура. Ты прекрасно это знаешь.
Я кивнул, а затем, внезапно ужаснувшись собственной алчности, отвернулся. Мимо проехал грузовик с обсадными трубами для новой скважины. Его вид ободрил меня. Это была индустрия, коммерция, великие шестерни прогресса. Область, которую я знал и которой доверял.
Я повернулся к Мустафе.
— Давай, прежде чем кому-нибудь рассказывать, исследуем сейсмический профиль, посмотрим, что там к чему. Так будет разумнее.
— Согласен, мой друг.
Мустафа протянул руку, и мы скрепили договор рукопожатием.
Но когда я уходил, в ушах, перекрывая шум буровой, зазвучали слова предостережения Энрико Сильвио, что астрариум навязывает нечто вроде союза между Фаустом и Мефистофелем. Сколько я ни пытался рассуждать здраво, не мог отделаться от мысли, что и землетрясение явилось следствием того, что он найден и на волю выпущена некая сила, для которой не преграда пространство и время. Не могло пройти мимо меня и такое совпадение: как только я бросил вызов астрариуму, вскоре позвонил Мустафа и сообщил о своем открытии. Если Моисей в самом деле воспользовался устройством, чтобы развести воды Красного моря и пройти по дну, если это оно вызвало цунами и уничтожило остров Птолемеев Антиродос у берега Александрии, если астрариум обладает подобной мощью, каковы будут последствия того, что я установил на его циферблатах дату своего рождения?
27
Вечерело, когда на горизонте появился силуэт лагеря. Температура начала падать, и пустыня остывала. Подъехав ближе, мы различили очертания стоящего у моего дома полицейского автомобиля.
— Оливер, у тебя неприятности? — спросил Мустафа.
— Не удивлюсь.
Шофер остановил машину, но мы не выходили из джипа.
— Позволь мне с ними разобраться, — шепнул Мустафа по-английски. — Ты же знаешь, у меня есть связи.
Я покосился на водителя и вдруг испугался. Полез в ботинок, достал ключ от ящика камеры хранения и вложил в руку Мустафе. Выбора не было — приходилось ему доверять.
— Возьми. Если меня арестуют, поезжай в Каирский аэропорт, иди в зал пассажиров первого класса «Бритиш эйруэйз». Ящик под именем компании. Внутри рюкзак.
Мустафа кивнул.
— Все сделаю. Положись на меня.
Жилища в лагере отличались простотой — железная кровать с полосатым комковатым матрасом, электрический чайник, бар-холодильник, потолочный вентилятор и ящик из-под чая, который служил как сундук и стол, — вот и все удобства. Мне ни разу не приходилось жить в этих условиях дольше нескольких дней, но другим членам команды везло меньше — некоторые проводили здесь несколько недель кряду. Мой домик все еще хранил следы пребывания прежнего жильца — бурильщика, итальянца-католика. Я не потрудился избавиться от них. К стене над кроватью была приколота потрепанная иллюстрация — Дева Мария поднимается на облаке на небеса. Книжная полка из доски на двух ржавых гвоздях хранила эклектический набор изданий в изодранных бумажных обложках: «Будущее потрясение», «Корни», «Боязнь полета» Эрики Йонг, «История любви» (на итальянском), «Корабельный холм», и внезапно, к своему огорчению, я заметил книгу еврейского автора Хаима Потока «Меня зовут Ашер Лев». Египетской военной полиции это не понравится.
Когда мы с Мустафой вошли в дом, двое полицейских отрывали обивку чайного сундука. Немногочисленные предметы моего гардероба валялись возле них на полу. Третий, явно старший, расположился на кровати и следил за их работой. Увидев меня, он лениво поднялся на ноги, нарочито демонстрируя свое неуважение.
— Это вы мистер Уарнок, гражданин Великобритании?
Я сделал шаг вперед, загораживая собой книгу Потока. Опасался, как бы они не подумали, что я сам еврей да еще, чего доброго, из МОССАДа.