Сфинкс
Шрифт:
— Есть вопросы?
— Может быть. — Полицейский крикнул своим подчиненным, чтобы они перевернули матрас, и снова обратился ко мне: — Может быть, вы шпион?
Старый в синюю полоску матрас упал на пол в клубах пыли, и на ржавом основании обнаружились два номера «Плейбоя» за 1968 год. Полицейский взял их и укоризненно потряс перед моим носом.
— Ваши?
— Разумеется, нет! — бросил я в ответ как можно решительнее.
Полицейский расхохотался, товарищи поддержали его. Мы с Мустафой продолжали стоять с каменными лицами. Недовольный страж порядка стукнул дубинкой по
— Разве не смешно? По-моему, очень смешно.
Мустафа рассмеялся, я последовал его примеру. Полицейский перелистал страницы и остановился на развороте: блондинка в ковбойской шляпе глупо улыбалась поверх несоразмерно огромных грудей с красными острыми кончиками. Она сидела верхом в стоявшем на стоге сена седле. Полицейский поднял журнал и повернул в мою сторону. Теперь красавица с разворота улыбалась прямо мне, и ее белые зубы казались насмешкой рядом с желтыми и кривыми зубами полицейского.
— Это ваша сестра?
Атмосфера сгущалась — двое других полицейских, видя, насколько серьезно оскорбил меня их начальник, выжидательно повернулись ко мне.
— Спокойнее, — тихо произнес Мустафа по-английски.
Я молчал. Пытаться защищаться значило еще больше разозлить старшего из стражей порядка. Но и пассивное поведение не шло мне на пользу. Я понимал, что полицейский получил приказ арестовать меня, иначе не позволял бы себе такие вольности.
— Или, мой друг, вы предпочитаете мальчиков? Если так, мне вас жаль.
На этот раз никто не решился рассмеяться. Я почувствовал, как непроизвольно сжимаются мои кулаки, — шахтерский сын готовился к потасовке. Однако броситься в драку было равносильно самоубийству.
Почувствовав опасность, Мустафа встал между нами.
— Послушайте, офицер, мистер Уарнок — друг Египта. Он нанят правительством. Здесь какая-то ошибка.
— Нет никакой ошибки. Его следует препроводить в Александрию и допросить.
— На каких основаниях?
— Это господину Уарноку объяснит мой начальник полковник Хассан.
Мустафа дружески улыбнулся:
— Полковник Халид Хассан? Из Мансуры?
Полицейский вспыхнул и переводил взгляд с Мустафы на меня.
— Он самый. А что? — подозрительно спросил он.
— Тогда никаких проблем. Халид Хассан — мой хороший друг. Детьми мы были с ним вместе в эль-Орвал эль-Воска. Он будет недоволен, если узнает, что вы арестовали моего доброго товарища.
— Мы не подвергаем его аресту, только хотим задать несколько вопросов.
Я застыл в середине комнаты — никогда не чувствовал себя на столько беззащитным, как в этот момент. Мысль о спрятанном в аэропорту астрариуме нисколько не укрепляла. Я несколько мгновений размышлял, уж не настал ли мой последний день свободы. Взглянул на Мустафу — он снова помрачнел, и это точно соответствовало моему паническому настроению.
Полицейский показал на ящик и разбросанную рядом одежду.
— Собирайтесь, мы отправляемся.
Я посмотрел в единственное зарешеченное окно — небо уже начал заливать синеватый утренний свет. Попытался прикинуть время: с тех пор как меня засадили в тюрьму, прошло не меньше двенадцати часов. Я хоть
Меня допрашивали несколько часов. Сверху слепил люминесцентный свет. Казалось, он выжигал полосы в мозгу. Стоило мне на нем сосредоточиться, и я носом чувствовал запах своего поджаривавшегося, словно старый бекон, размягченного серого вещества. Усталость зашкаливала, мысли спотыкались, как пьяный боксер. Синяки на лице и спине свидетельствовали о грубости доставившего меня сюда полицейского, но следователь интересовался только обстоятельствами смерти Изабеллы, в который раз повторяя, что она погружалась незаконно и к тому же в запретной военной зоне.
— Я уже говорил вам в день ее гибели, — устало отвечал я, — что до того, как попал на катер, понятия не имел, что погружение незаконно. Жена по этому поводу выражалась не совсем ясно.
— Она вам лгала, сэр.
Следователь, мужчина лет под пятьдесят, был обезоруживающе вежлив, то и дело извинялся, так что вначале я попался на его уловку, а понял, что это была всего лишь хитрость, когда допрос растянулся на часы, а мне не давали ни отдохнуть, ни сходить в туалет. Таким способом пытались специально унизить и сломить.
— Хорошо, возможно, она мне лгала. Но какое это имеет значение? Моя жена утонула, прежде чем сумела что-либо найти.
Голова клонилась на грудь. Я хотел одного — уснуть. Ощущение было таким, будто глаза провалились в яму. Штанины темнели потеками мочи. Странные обрывки фраз путались в голове со строчками давно известных песен: «Она тебя любит» «Биттлз» и «Я верю» «Манкис». Утомление и обезвоживание принесли с собой перемежающийся мгновениями удивительного просветления бред. Знали ли полицейские о существовании астрариума? Они не посмели отвезти меня в аэропорт, но не могли ли сами заявиться в зал пассажиров первого класса? Задержали ли кого-нибудь еще? Гермеса Хемидеса? Мустафу? Может быть, даже Франческу Брамбиллу? Хотя я не мог себе представить, чтобы старая дама согласилась вынести такое обращение.
— Ваша жена работала с ныряльщиком Фахиром Алсайлой?
Я поднял голову и постарался сосредоточить взгляд на лице следователя. Его глаза плавали кругами — круговертью множества обманчиво сочувственных карих радужек. Мелькнула нелепая мысль — вот бы поймать хотя бы одну.
— Не слышал такой фамилии, — солгал я.
— Может быть, вы знаете Гермеса Хемидеса? — настаивал полицейский.
Я отказался отвечать. Следователь кивнул, и стоявший сбоку охранник вздернул меня на ноги. В окне двери мелькнуло лицо глядящего на меня мужчины. Оно показалось мне мучительно знакомым, и сквозь туман в голове я пытался припомнить, где его видел. Память возвращалась осколками: передача «Панорама» на лондонском телевидении, принц Маджед, его «правая рука». Попутчик Омара.