Сфинкс
Шрифт:
Четырехместная «сессна», задрав к солнцу крыло, сделала разворот и пошла кругом над местностью, которую мы только что изучали. Я наблюдал, как горизонт превращается из горизонтали в диагональ, и меня, как всегда, когда я занимался разведкой, переполнило ощущение всесилия. Созерцание пейзажа внизу веселило и создавало восхитительное впечатление, что я парю над всем человечеством и миллионами лет истории Земли, словно топографическая съемка гор и русел рек наделяла меня властью проникать в давно минувшее прошлое и в то же время предвидеть отдаленное будущее. Я видел, как мир распространялся вширь и вновь сжимался,
После телефонного разговора с Мустафой из Лондона я связался с Александрийской нефтяной компанией, а затем и с Министерством нефтяной промышленности. Соседний участок, куда, судя по всему, распространялась продуктивная зона, предназначался для лицензии дружественным иностранным нефтяным компаниям, что являлось продолжением новой экономической политики Садата. Но я согласился с предложением министерства осмотреть его, используя наше оборудование и людей, что должно было помочь египетской стороне вести переговоры. Йоханнеса я решил пока не информировать о возможных подвижках. В конце концов, ничего еще не было доказано.
С Мустафой мы встретились в крохотном аэропорту Порт-Саида и сели в зоне вылета — алькове со старой садовой виниловой мебелью и пыльной фотографией Насера в военной форме за конторкой, над которой одиноко вращался потолочный вентилятор. Надо было проанализировать снятую со спутника имевшуюся в распоряжении нефтяной компании фотографию. Снимок из космоса был сделан НАСА в 1972 году и охватывал район к востоку от Суэцкого канала. Интересующая нас зона не отличалась богатым геологическим потенциалом — на снимке она представляла собой плоскую светлую равнину чуть выше уровня моря. Это означало, что гребень, который мы искали с самолета, образовался недавно, возможно, в результате последнего землетрясения. Пока нам не хватало данных сказать что-либо точнее. Надо было повести разведку на местности.
— Вот! — воскликнул Мустафа и показал в окно. У него на коленях лежали две карты.
Я посмотрел вниз: буровые вышки выглядели так, словно были сделаны из детского конструктора, и вокруг каждой чернильными пятнами темнел изменивший цвет песок. Мустафа указывал на белый шрам гребня, простиравшегося прямо под нами километров на двадцать. Я похлопал летчика по плечу, и горизонт вновь наклонился, когда он повел самолет к земле.
— Это здесь. — Мустафа показал мне место на карте. С удивлением заметив на ней надписи на иврите, я вопросительно посмотрел на египтянина. Тот улыбнулся. — Израильская. Купил на черном рынке. Помечена 1973 годом. Наверное, военная, но лучше не сыщешь.
И на карте, и на снимке со спутника местность, где сейчас находился гребень, была плоской. Никаких следов возвышений, дающих надежду на наличие карбонатного коллектора или карбонатной породы — геологических условий залегания подземного хранилища нефти или газа. Я снова выглянул в окно и с малой высоты хорошо рассмотрел гребень: один склон пологий, другой обрывался примерно на десять футов, что говорило о возможности наличия подземной субструктуры.
— Такое впечатление, что Бог топнул ногой, и ковер сморщился, — заметил Мустафа.
— Сказано хорошо, но не научно. — Я хмурился, разглядывая простиравшийся впереди пейзаж.
Египтянин рассмеялся.
Я снова сверился с картой. Мы второй раз пролетали над горным
— Раньше в этом районе наблюдалась нестабильность? — озадаченно спросил я. Мустафа протянул мне вторую карту. На ней надписи были сделаны по-русски.
— Эта карта пятидесятых годов, но она точно совпадает с той, что была сделана в семьдесят третьем. Здесь не было ничего, кроме коз и булыжников. А сейчас очень похоже на продуктивную зону, подобную той, что на соседнем месторождении. — Его палец скользнул по карте к Абу-Рудейсу. — Не исключено, что простирается прямо дотуда. — Внезапно в возбуждении он схватил меня за запястье. — Оливер, если это так, мы сделали великое открытие!
Мое чутье нефти проснулось в тот самый момент, когда мы заметили гребень: все выглядело как на картинке в учебнике, разъясняющем, где следует бурить. А в легком изменении цвета дальнего склона было нечто такое, что заставило сердце затрепетать от выброса адреналина. Но я скрыл свой энтузиазм. Хотя и доверял Мустафе, но предпочитал, прежде чем начать действовать, точно выяснить, с чем мы столкнулись и с кем еще мой помощник обсуждал это дело. Разумеется, мне требовались данные. И больше всего мне хотелось прогуляться по образовавшемуся гребню.
— Снижаемся, — приказал я.
Мы приземлились на плоском пятачке, покрытом низкорослой растительностью, где начинался подъем на вершину гребня. Бесплодная местность продувалась всеми ветрами, и лишь там и сям корявые кустики цеплялись за валуны. Мустафа с пилотом выгрузили гравиметр — прибор, измеряющий изменения гравитационного поля и показывающий, происходили ли сдвиги земной коры, а следовательно, есть ли надежда наткнуться на нефтематеринскую породу и над ней — породу-коллектор. Еще у нас был прибор под называнием «сниффер». Он используется для определения взрывоопасной концентрации газов в воздухе и засекает малейшее присутствие углеводородов. Если какой-нибудь из этих тестов покажет, что в данном месте может залегать нефтяной пласт, следовало переходить к сейсмологической разведке с применением взрывчатых веществ. Отраженная от подземной структуры волна позволит создать двухмерное и даже трехмерное изображение нефтеносного слоя.
Я взошел на гребень и постоял, осматривая окрестности. Вдохнул полной грудью и почувствовал легкий привкус соли и чего-то еще, что, как я начинал надеяться, могло служить неуловимым признаком присутствия нефти. Заподозрив, что запах принесло с действующего на западе месторождения, я повернулся в ту сторону, но тут же понял, что ветер был противоположного направления и дул со стороны Верхнего Египта. Я встал на колени, поднял камешек, выглядевший как осколок валуна, понюхал и, пользуясь старинным приемом геофизиков, лизнул. Мускусный привкус, свидетельствующий о присутствии нефти, был многообещающим.
Я посмотрел на другой, более отвесный склон гребня. В тени сидел старый пастух-бедуин и следил за тощими козами, пасшимися среди клочковатой травы пустыни. Крикнув приветствие, я начал спускаться. Подойдя, вежливо поздоровался:
— Салам алейкум.
— Алейкум салам, — ответил он и, приглашая сесть рядом, похлопал ладонью по камню.
Я благодарно кивнул и сел. Пастух предложил мне жевательного табака. Я взял и незаметно сунул в карман.
— Друг мой, вы давно работаете в этом месте?