Сивый Чуб

Райс Вендор

– Her sey, arkadaslarim var! Buyurun! (Это все вам, друзья мои! Угощайтесь!) – Вся толпа сначала радостно кинулась к телегам, но тут же как по команде остановилась. Каждый подумал о том, разрешает ли тот страшный казак Любомир пить или нет? Все стали оборачиваться и пересматриваться между собой, закусывая усы или чубы. Неожиданно послышался громкий грозный голос Любомира:

– Ну чого завмерли бісові діти? Людина вас пригощає. А ну хутко всім пити! Це наказ! – Толпа взорвалась криком буйной радости и ринулась, к телегам. Бочонки вскрывались мгновенно и из них пили кто как мог. Пространство заполнилось криками, смехом бранью и звуками потасовок. Все безудержно пили, неминуемо приближая роковой момент, запущенного безжалостного механизма мести…

Ночь неумолимо заключила в свои темные объятия шумный лагерь. А в нем кипела хмельная жизнь. Бочонки в одной телеге были уже полностью выпиты,

а во второй больше чем на половину. Однако люди все еще оставались на ногах. На шатких, неустойчивых, но все же ногах, что шло абсолютно не по плану. Ибрагим ужаснулся тому, сколько можно пить находясь в сознании. И казалось, что у пьющих открывается второе дыхание. Двух телег им будет мало. Ибрагим нервно закусывал усы и бороду пересекаясь встревоженным взглядом с Любомиром. Но тот оставался спокоен, словно скала перед надвигающимся штормом. Дмитрий так же оставался спокоен. А вот Охрим нервно заламывал руки, то и дело хватаясь за эфес сабли или пистоль, заправленный за пояс. Ночь была в самом разгаре, а подавляющее количество мужчин в лагере находилось еще на ногах. Больше тянуть нельзя было. Вскоре наступит утро! Любомир выпустил дым и решил, что пора действовать. Он встретился взглядом с Ибрагимом и уверенно ему кивнул. Тот ухмыльнулся и кивнул в ответ. Потом Любомир нашел взглядом Дмитрия и кивнул ему. Тот причмокнул и злобно улыбнулся. Последним кому подал сигнал Любомир был Лютый: он затушил трубку и утвердительно кивнул сидящему среди пьющих – Лютому. Тот кивнул в ответ. Потом наполнил себе кубок поднялся и громко сказал:

– Хлопці! Хлопці послухайте! Я підіймаю цей кубок, за те. За те щоб все у мене сьогодні вдалося! – Все вокруг одобрительно закричали. Он осушил кубок одним глотком. Вытер губы, злобно ухмыльнулся и сказал:

– Але опускаю цей кубок, щоб усі ви здохли! – Исказил лицо и розмахнувшись с силой ударил кубком по голове близ сидящего смеющегося белгородца. Череп его хрустнул словно скорлупа. Он кивнул головой, дернулся, взмахнув руками, словно пытаясь встать, и повалился набок замертво. Первая кровь, темно – бардового цвета пролилась на пыльную землю, отражая оранжевые языки равнодушного костра к человекоубийству. Однако паники это не вызвало. Многие даже не поняли, что произошло, так как спиртного все же выпито было много. Лютый обнажил длинный кинжал и с криком: -" Свині!" – всадил его лезвие в спину ближайшего казака. Кровь струёй залила руку Лютого. Казак стал кричать, и Лютый ударил его еще два раза в область почек, и с силой швырнул на землю. Но и это не произвело никакого впечатления на окружающих. Они продолжали горланить песни и пить дальше. Но вот когда Любомир обнажил свою саблю и словно вестник смерти в красном плаще рассек грудь ближайшего белгородца в толпе послышался пьяный, но отчаянный крик:

– Хлопці, Любомир вбиває! Тікаймо! – Это мгновенно вызвало панику. Все встали вскакивать и с криками гнева и страха метаться в разные стороны. В лагере образовался хаос. Послышались звуки стреляющих мушкетов и пистолей. Лагерь наполнился рассеивающимся дымом от выстрелов и запахом горелого пороха. Где -то стали слышны звуки лязгающего оружия. Кто – то пытался влезть на лошадей, но будучи слишком пьяным валился наземь. Однако общим было одно: все горланили, что убивает Любомир и его головорезы.

Самому же Любомиру было все равно на это. Он рубил саблей на право и на лево, не разбирая. Он только присматривался к красным повязкам на руках. Есть – не рубить, нет – рубить. Однако основная цель Любомира были двое охранников возле узкой палатки. Они, не смотря на образовавшийся хаос, спокойно стояли на своем посту. Если кто – либо подходил слишком близко то был пронизан резким ударом копья. Он приближался к ним не останавливаясь. В мерцающем блике огней костров блестели глаза охранников. Он увидел, что они смотрят на него, однако взгляд их был безразличный. Перед ним и охранниками проскочил турецкий воин. Нет повязки. Любомир схватил его за шиворот, и не отрывая взгляда от охранников проткнул того саблей. Вот он стоит почти лицом к лицу с охранниками. Копья острия копий полетели в его сторону. Одно копье он отбил без особой сложности. Древко второго перехватил свободной рукой и дернул на себя, и вырвал его из рук охранника. Тот не задумываясь надел щит на левую руку, вытащил из ножен ятаган. Второй охранник не долго думая проделал туже операцию. Только щит у него был на правой руке, а ятаган в левой. Это будет бой не на жизнь, а насмерть…

Охрим тем временем перепугано метался из стороны в сторону. В правой его руке была сабля. В левой пистоль. Он с искаженным от страха лицом и закусанной до крови нижней губой не мог выбрать себе цель для убийства. Дмитрий со своими белгородцами

пропали из виду. Сам он смог завербовать только четверых, выплатив им большую сумму. Однако и те пропали из виду. Он метался и прятался, но следовало все же действовать. В толпе махал мушкетом, словно дубиной упитанный турчанин, сражаясь с одним и его наемников. Охрим решил выстрелить в него. Он стал целиться дрожащей рукой, подходя все ближе и ближе. И в тот момент, когда Охрим решил нажать курок, толстяк упал, споткнувшись. Раздался треск выстрела, и сквозь рассеивающийся дым Охрим увидел в кого он попал. Это была одна из жен из гарема, которых пыталась вывести из лагеря старшая жена. Охрим с раскрытым от ужаса ртом увидел, как молодая девушка в синих одеждах с окровавленной грудью вздрагивает в конвульсиях на руках у старшей жены. И та подняла голову и нашла глазами Охрима. О ужас! Это была не женщина – сущий демон. Старшая жена нежно положила на землю умершую девушку, обнажила саблю и яростно смотря исподлобья уверенным шагом через толпу, направилась в сторону Охрима. Тот вскрикнул от охватившего его ужаса, просил пистоль и кинулся наугад, спасаясь от гнева фурии.

Грыць стал свидетелем того, как была смертельно ранена в грудь одна из девушек. Видел как остальные жены в испуге разбежались кто – куда. Видел как старшая жена гневно ушла куда то в толпу. Но самое главное, он не заметил среди них Тангюль! Она до сих пор могла находится в палатке для жен. Какая удача. Грыць уже заколол четырех белгородцев, четырех турков и двух пьяниц, именовавших себя казаками. Можно сказать, что выполнил долг и теперь пора спешить решать и свои дела. Он бежал к палатке Тангюль, и увидел как рослый белгородец держит ее за локоть и кричит на нее. Она вырвала свою руку и заскочила обратно в палатку. Белгородец потряс кулаком над головой, откинул подол на саму палатку и слегка нагнувшись что – то прокричал внутрь. В этот момент Грыць подскочил к палатке и с криком:

– Що ти тут кричиш, тварюко! – проткнул его копьем. То с хрипящим стоном схватился за спину и упал за палатку. Грыць вбежал в палатку. В ней была полутьма. Тусклый свет от горящих костров, прерываемый блеклыми тенями от бегающих людей проникал сюда. Грыць крикнул:

– Тангюль! Тангюль ти де? Це ж я, Гриць – Из тьму к нему выскочила девушка и прильнула к его груди, жалобно причитая испуганным голосом:

– Hamd Hakkinda Allah'a! Cok korkmustum! Beni "old"urecegini d"us"und"um. Ben o benden ne istedigini anlayamadim. Neler oluyor? (О Слава Аллаху! Я так испугалась! Я думала он убьет меня. Я не понимала, что он от меня хотел. Что вообще происходит?) – Однако Грыць закусив ус молчал. Близость женского тела пьянила его сильней чем любое вино. Страсть разрывала его изнутри. Он так хотел овладеть этим хрупким созданием. Он абсолютно не деликатно провел по ее спине, бедрам и ягодицам. Тангюль подняла голову и посмотрела испуганными глазами в лицо Грыцю. Его глаза были широко раскрыты, и полны похоти. Ноздри его также широко раскрыты, и он, часто дышал. Потом от негромко сказал:

– Роздягайся – Тангюль была шокирована. Она не понимала слов, однако отлично понимала тон. Таким тоном ей приказывал снимать с себя одежду ее муж-старик. Но зачем Грыць говорит это сейчас? Сейчас когда снаружи твориться кровавый кошмар? Ведь здесь, сейчас не время и не место для этого. Неужели он не понимает, что она и так отблагодарит его от всего сердца… и тела. Но позже. Когда он уведет ее от этого кошмарного места туда, где все спокойно и нет повсюду кровавых сабель. Однако Грыць был не преклонный. Он с горящими глазами начал пытаться снимать с нее одежды, понемногу тесня ее к ближайшему ложе. Он снял с нее паранджу и ахнул от такой красоты. На ее глазах выступили слезы. Но Грыця было не остановить. Ему даже было жалко ее, однако она сама была виновата. Виновата в своей красоте и соблазнительности. Они уперлись в ложе, и он прилагая усилия уложил Тангюль. Она закрывая обнаженную грудь, и плача молча легла. Это все ей напоминало утехи ее мужа. Грыць вмиг стянул с себя рубаху, брюки и раздвинул ее ноги. А потом убрав руки с грудей лег на нее сверху. Она снова с укоризной взглянула ему в глаза. Грыць понял этот взгляд и негромко и даже с нежностью сказал:

– Вибач, будь ласка, але мені дуже треба. Дуже. Я не буду грубим. Але ти сама винувата. Ти дуже, дуже гарна – И провел нежно по ее волосам. Тангюль, хоть и не хотела сей час, вынуждена была признать, что с молодым палким человеком это делать намного приятней, чем с кряхтящим стариком Грыць нежно поцеловал ее в губы и такой жест совсем расслабил девушку. Она положила ему руки на спину и он начал движения…

Когда Грыць почти достиг необходимого результата, он поморщившись поднялся на руках, не останавливаясь сказал: