Сивый Чуб
Шрифт:
– Такий гарний голос і така жахлива мова. Нічого не розумію, що ти говориш. Давай краще знайомитись. Добре? – Девушка поняла вопросительную интонацию, но и она не знала языка Грыця. Она лишь вопросительно смотрела на него. Он же улыбаясь, ткнул пальцем себя в грудь и уверенно произнес:
– Я – Гриць! – Потом ткнул пальцем в ее сторону и спросил:
– А ти?… – Она поняла, что он хочет, но чтоб удостовериться проделала туже операцию, что и он. Поставила кувшин на землю. Ткнула пальцем себя в грудь и произнесла:
– Tangyul (Тангюль) – Потом перевела палец в его сторону и ломано произнесла:
– Груіць! – Грыць засмеялся и сказал:
– Яка кмітлива! Все вірно. Гриць и Тандуль! – Девушка сразу же его поправила:
– Tangyul! – Грыць хлопнул себя по лбу и вскрикнул:
– Все вірно! Гриць и Тангюль! Гоп – гоп-гоп! – и на последних словах станцевал элементы гопака. Это рассмешило девушку. Грыць остановился и сам стал смеяться. Но в миг лицо девушки под паранджой изменилось. Она умолкла и втянула голову в плечи. Грыць успел удивиться и тут же ощутил сильный удар по затылку, так, что шапка слезла на глаза. Он отскочил в стону, вытащив нож с криками:
– Що за чортівня? Що за паскудо? – Он поправил шапку и увидел, кто нанес ему удар. Это была высокая светловолосая, жилистая женщина в темных и красных турецких одеждах без паранджи. На вид ей было лет пятьдесят, но она еще не утратила обаятельности в своем облике. Однако суровое выражение на лице делало ее отталкивающей. А еще отталкивающим фактором в облике служила длинная тонкая сабля на её поясе, за рукоять которой держалась эта женщина. К тому же она была не турчанкой. Больше походила на полячку. Она злобно смотря на Грыця произнесла ломанным языком:
– Пшов звідсиля пес! Пшов до свойго хозяйна. Не сумій чіпати жінок з гарему! Іще раз побачу – буде гірше! – Грыць спрятал нож обратно в ножны и с возмущением произнес:
– Ти хто в загалі? Жінка чи відьма? Гадаю що відьма – така ж страшна і зла! Ось тобі хрест святий! – и он перекрестил ее. Она вынула немного саблю из ножен и вскрикнула:
– Ану пшов! – Грыць скривился и с отвращением в голосе ответил:
– Іду вже! – и не спеша, с видом победителя направился обратно к палатке, возле которой стоял протирая очки Степан. Грыць весь кипя от гнева остановился возле Степана и с негодованием воскликнул:
– Ти бачив цю химеру? Я тільки почав знайомитись зі справжньою турчанкою, а вона усе зіпсувала! Хто вона така?… Страшна баба! – Степан усмехнулся, одел очки и сказал:
– Я видел эту красивую женщину, что дала тебе хорошую затрещину. И она имела на это полное право – Грыць от возмущения на Степана скрестил нелепо руки на груди и выкрикнул:
– Що? Що ти верзеш таке? Чому це вона мала право мене чіпати? – Степан с иронической улыбкой на лице посмотрел на Грыця и ответил:
– Эх ты – тьма беспросветная. Эта женщина – старшая жена в гареме. Она обязана следить за младшими женами. Наказывать их и бить, если они ведут себя неправильно. Вот так то – Грыць почесал затылок и недоумевая спросил:
– А як же так може бути? Вона ж зовсім на турчанку не схожа…Вона ж на вигляд чиста полячка! – Степан кивнул и сказал:
– Все верно. Точно полячка. Но я объясню, в чем дело. Лет так двадцать – тридцать назад во многих восточных странах было престижно заполучить западную женщину знатного рода себе в гарем. А если еще обернуть в свою веру, так это было пиком совершенства. Такие жены в гареме считались самыми преданными, верными и невероятно жестокими. Если в гареме есть такая жена, то можно спокойно брать гарем на выезд, как вот здесь и ни за что не волноваться. У этой красивой полячки как раз такая судьба – Грыць удивленно покачал головой, поджав губи и сказал:
– Ти ба які дива у світі робляться… І як же щастить тим східним козакам, а? Стільки жінок і усі твої… Але одного не розумію, ти що справді вважаєш цю…старшу дружину гарною? – Степан слегка наклонил голову и ответил:
– Грыць, Грыць! Столько тебе лет, а все не поймешь, что в женщинах надо ценить опыт, а не молодость. А эта полячечка, скажем так – умудренная жизненным опытом женщина – Грыць достал маленькую люльку с широкой табачной камерой и распалив ее затянулся крепким табаком, продолжая представлять как бы он обходился со своими женами, если б у него был гарем.
Тем временем в палатке Дмитрия без лишних слушателей проходила беседа. Любомир уселся на небольшой диванчик. Напротив него разместился Дмитрий в кресле, устеленном легким расписным покрывалом синего цвета. Рядом с Дмитрием сел на стул Охрим. Между ними стоял небольшой турецкий круглый столик на одной ножке, на котором стоя пузатый серебряный кувшин и несколько бокалов. Любомир без разрешения налил себе красной прохладной жидкости, которая оказалась вином, отпил и обратился к Дмитрию:
– Ну, так що? Тепер пояснюй що ти вже вигадав до чого такий поспіх був? Ти собі не уявляєш який людський непотріб я набрав. Скільки сюди добирався – очікував стрілу у спину – Дмитрий улыбнулся и сказал:
– Хлам говоришь, набрал? Может это и хорошо… Кстати я ничего не придумывал. Я сам даже еще не в курсе окончательной цели всей задумки. Все это организовал наш общий друг Ибрагим Серкан. Я, как и ты занимался своими делами, неожиданно появляется он, весь встревоженный, и говорит: "Дмитрий набирай самых бесполезных войнов которых ты сможешь найти. Таких, что готовы мать родную за грош убить. Бери их не много человек пятнадцать – двадцать. Передай тоже самое Охриму и Любомиру. А после езжайте к лагерю, который указан на карте что я дам, и дожидайтесь моего появления. Перед моим прибытием я пошлю посланника с письмом. Я оставляю свою печатку, чтоб вас пустили в лагерь и золото. На этом все, надеюсь, что вы не подведете своего друга. А я вас всех озолочу в награду". И после этих слов скрылся из виду. Вот так…
А я сразу же организовал наем всякого сброда, как он и просил. Послал гонца к Охриму и к тебе. Но вернувшись ганец передал, что ты возвращаешься из Польского похода. Потому послал нового гонца с которым оставил только короткое письмо: " Собирай таких негодяев о которых никто не заплачет в количестве двадцати человек и езжай куда укажет карта. И не задерживайся!". Оставил грубую копию карты и часть денег. На этом все. С тех самых пор я с Охримом сижу в этом лагере и жду когда появиться Ибрагим с дальнейшими инструкциями. Но с каждым днем находится тут становится все напряженней. Пьяные драки и поножовщина случаются почти каждый вечер. Охрим похоронил уже двоих из своего отряда, я – одного. Однако если Ибрагим вскоре не приедет все может закончится для нас очень плачевно –