Сивый Чуб
Шрифт:
– Хто ж так робить, панове? Не одна порядна людина не вламується в церкву серед ночі і не викрадає її служителя! Це неподобство! – Священник был настоящим. Любомир это чувствовал. Весь вид этого человека указывал на его долгую службу в церкви. Глаза Любомира увлажнились, и он рухнул на колени перед священником, склоняя голову и прерывисто причитая:
– Грішний я…Я такий грішний… Благаю допоможіть мені…Я таке бачив, що неможна бачити живим. Допоможіть мені… – Священник сразу же спохватился. Взял под руки Любомира и помог ему сесть на кровать, приговаривая:
– Заспокойся. Усі ми грішні на цій землі, бо є діти Адамові. Що трапилось розповідай. Я так розумію мене для цього сюди привезли ці божевільні? – Любомир шмыгнул носом и ответил:
– Так святий отець. Для цього. Я бажаю висповідатись. Чи вислухаєте ви мене? Чи забажаєте слухати такого грішника як я? – Священник улыбнулся и ответил мягким и добрым голосом:
– Для цього я і служу Богові. Щоб допомагати йому збирати до купи синів блудних і лікувати їм душі. Ну розповідай, який тягар травить твою душу – Однако Любомир не знал как начать. Все фразы вроде бы уже крутилось на языке, однако никак не могли вырваться наружу. Он только беспомощно смотрел на священника, силясь выдавить хоть слово. От напряжения на лбу выступил пот, а на шее вздулись вены. Священник снова улыбнулся и протянул Любомиру толстую книгу в ветхом переплете, со словами:
– Ось, тримай. Це святе писання, воно допоможе тобі –Любомир взял в руки книгу и в самом деле ощутил некое успокоение и облегчение. Он сглотнул и сухим голосом спросил:
– Скажіть, святий отець, чи знаєте ви такі села як Оприньки і Наливайки? – Священник усмехнулся и ответил:
– А як то не знати. Я сам в Оприніківській церкві службу проводжу – Любомир кивнул и снова спросил:
– А чи знаєте ви про село яке раніше було між ними – Зарубки? – Лицо священника вмиг стало серьезным, и он весь вытянулся, словно гвоздь и сухо ответил:
– Знаю. Коли я був ще молодим, я там допомагав поводити служби у місцевій церкві. А потім почалась війна з Польщею и все село спалили… – Любомир отрицательно покачал головой и сказал:
– Ні, святий отець, не все спалили. Садиба на пагорбі залишилась цілою… – Голос Любомира стал совсем глухой когда он спросил священника еще раз:
– А чи знаєте ви, чому ляхи не наважились спалити її? – Его глаза пересеклись с широко раскрытыми глазами священника, в которых отблескивал дрожащий огонек свечи. Любомир понял, что священник знает ответ на поставленный вопрос…
2. Решение
Яркое солнце радовало своим ликом насыщенную синевой бездну неба. Редкие кремовые облака нежно ластились в ласковых лучах светила. На небе царила девственная идиллия, словно в Эдеме. Чего не скажешь о грешной земле, над которой рисовалась эта картина ангельской чистоты.
По земле неспешным ходом скакал отряд всадников количеством в двадцать человек во главе с бывшим есаулом – Любомиром Чорненко. Он был одет в роскошную красную рубашку красного цвета с закатанными рукавами и широко расстегнутую на груди. Вдоль воротника и на груди была инкрустация широкой стежки – вышиванки, узоры которой были выполнены в синих и желтых цветах. Поверх рубахи была надета мелкозернистая кольчуга, имевшая на себе следы соприкосновения с лезвием вражьего клинка и кое-где даже отверстия от пуль. На плечах к кольчуге крепился красный плащ. На шее красовалась широкая золотая цепь и цыганский медальон от порчи и сглаза из собачьих и детских костей. На ногах были синие расписные шаровары, умело заправленные в коричневые сапоги с высоким подбором. Шаровары на бедрах удерживал широкий кожаный пояс со старинной металлической бляхой изображавшей черта с чубом и люлькой во рту. К поясу, с одной стороны крепились старинной работы дорогие ножны, расписанные старославянскими узорами, в которых размещалась длинная сабля, рукоять которой была инкрустирована рубином. С другой стороны пояса крепились несколько небольших ножей в ножнах, работы турецких кузнецов и небольшой пистоль. За пояс была заправлена узорчатая чалма вишневого цвета с серебряной брошью и несколькими бусами. Носить чалму Любомир начал после того как побывал в пятилетнем плену в Стамбуле.
Лицо Любомира выражало надменную уверенность. Черный словно смола длинный чуб равномерно покачивался при езде, как и золотая серьга в левом ухе, выполненная в форме звезды заключенной в полумесяц. Он одной рукой держал уздечку, а другой длинную красивую расписную старинную курительную трубку и, причмокивая, пускал густое облако дыма. На вид Любомиру было сорок пять – пятьдесят, но чувствовал он себя на все тридцать. Да и силища в руках у него была такая, что не у каждого молодого. Конь под ним был вороненый и резвый. По правую руку неспешно скакал невысокий, слегка полный человек в очках, в темных запыленных одеждах, с добродушным лицом на сером небольшом скакуне. По левую – щегольского вида казак лет тридцати с коротким чубом и короткими усиками. На поясе у этого казака висел широкий нож, но любимым его оружием было копье средних размеров, которое его дед отобрал у поляка во времена войны с Польшей. Оно крепилось в специальных пазах вдоль седла и легко извлекалось. Возле самого острия копья были четыре латинские буквы "S.P.Q.P", которые от времени стерлись, и казалось, что написано" S.P.A.S". Нынешний владелец копья год учился в бурсе, потому знал, как читаются несколько латинских букв и долго не задумываясь, так и прочёл эти буквы как: " СПАС". И подумал, что это название оружия. Он так всем и говорил: " мій спис на ім'я Спас, ось як!" Большинство казаков оспаривать это не пытались, так как вообще читать не умели. А те кто все-таки решались усомниться, получали древком Спаса по спине или ногам, и тут же убеждались в том, что в самом деле копье зовут Спас. К тому же свое придуманное имя копье не раз оправдывало в смертельных с тычках с турками, татарами, поляками и белгородскими войсками. Оно никогда не вылетало из рук и почти всегда метко разило… Если конечно хозяин копья смело не спасался бегством. Но как бы, то, ни было, на счету этого казака было не менее пятнадцати заколотых насмерть врагов и как минимум в два раза больше раненых этим копьем.
За Любомиром скакали семнадцать всадников, которых казаками можно было назвать с большой натяжкой. Они больше походили на банду разбойников с большой дороги. Все растрепанные, разнузданные с угрюмыми лицами. У многих из них даже чуба казацкого не было. Головы их были либо бриты, либо покрыты бесформенной копной немытых волос. Вожаком среди них был одноглазый грузный казак по кличке Лютый, лет сорока с серебряным большим крестом на груди и с толстым коротким чубом. Он ехал будучи обнаженным по пояс, только перекинута через грудь лямка от колчана со стрелами за спиной- он был отличный стрелок. Лютый поравнялся с Любомиром и грубым сиплым голосом обратился к нему:
– Отамане, у хлопців в горлі пересохло! Треба зробити перепочинок – Любомир, не глядя на Лютого ответил:
– Та не вже? Що ще у твоїх пасинків трапилось? Може ще є якісь побажання? Може дівок і ліжко? – Лютый словно не услышав пренебрежительный тон в свою сторону ответил:
– Ні, отамане дівок поки що не треба. Зупинка необхідна. Розумієш – горло зовсім сухе – Однако Любомир был очень подозрительным. Он не осознавал очевидных вещей из-за этого своего качества. Сразу же видел во всем подвох и обман. Он покосился на Лютого, закусил по сильней прикус мундштука, освободившуюся руку положил на рукоять сабли и сквозь зубы прошипел:
– А може ви гадюки щось собі там уже вигадали недобре? Га? – Лютый усмехнулся, чувствуя как нарастает напряжение. Он знал, что Любомир хороший командир, но в казацких кругах славился жутким недоверием к окружающим. Над ним подшучивали, что он даже кузнечика заподозрит в чем – то плохом по отношению к себе, если тот запрыгнет ему на руку. Поговаривали, что эта привычка у него развилась, когда он был предан своей любимой и попал темницу в Стамбуле. Потому в разговорах с ним, а особенно в разговорах во время походов лучше было говорить начистоту. Иначе он мог разрубить своей саблей и глазом не моргнуть. Но Лютый усмехнулся с того, как можно было не понять столь элементарную, очевидную вещь, о которой он просил. И он в третий раз выразил просьбу, озвучивая ее максимально ясно:
– Отамане, нічого ми не задумали. Хлопці просто бажають хильнути. Вже пів дня скачемо, а з самого ранку у горлі ні краплини. А на ходу можна розлити, розумієш? – Любомир убрал руку с сабли и смерил Лютого недоверчивым взглядом. Однако ответил уже более спокойно:
– Хильнути говориш. Хильнути це добре. За одне подивимось скільки ще плентатись – Он развернулся к мужчине в очках и обратился к нему:
– Степане, діставай мапу і чарку – Однако Степан что – то пытался на ходу записывать в толстую книгу серого цвета в ручном переплете и абсолютно не слышал своего командира. Любомир еще раз окликнул его. Степан слегка улыбаясь кивнул и, не отрываясь продолжал делать запись корявым пером. Любомир терпеть не мог когда его не замечают. Он взял свою трубку слвоно булаву и стукнул ей Степана по спине, приговаривая: