Сивый Чуб
Шрифт:
Любомир неоднозначно хмыкнул в ответ на сказанное Дмитрием и стал забивать курительную трубку табаком. Значит Ибрагим Серкан Бату затеял это все. Значит дело очень серьезное. Ибрагим был немногим старше Любомира, однако был знаком с дядей Любомира Сирком Сивашенко, который для последнего был вместо отца. Ибрагим и Сирко познакомились в совместном казацко – тюркском походе против Москвы. Они друг другу спасли жизнь и поклялись в вечной дружбе, закрепив ее на крови. Потом достаточно подрос Любомир и тоже крепко сдружился с Ибрагимом. Любомир ходил с Ибрагимом в походы против турков -дезертиров и вероотступников. Также спасал Ибрагиму жизнь. Но однажды, обманным путем был заточен в Стамбульскую тюрьму. Ибрагим долго пытался вытащить его из тюрьмы, однако это получилось только через пять лет заточения. После Ибрагим, через Любомира, познакомился ближе с Охримом и Дмитрием. Не смотря на все свое благородство Ибрагим жутко любил деньги, золото и драгоценности. В долгих беседах о возможностях совместного заработка без кровопролития и войны они нашли очень простую схему – работорговля. Охрим с Дмитрием заманивали распутных молодых девиц и отдавали их Ибрагиму. Тот же морем доставлял их в Турцию, а дальше продавал в рабство на Восток. Деньги получались приличные, так как славянки пользовались большим успехом, особенно сведущие в плотских утехах. Охрим в этом виде заработка проявлял особую настырность. Он называл этот процесс" Очищення землі від гріху". Но все знали почему он проявлял такой интерес. Жена Охрима была властной женщиной и постоянно командовала Охримом, когда он находился дома. А потом изменила ему с реестровым казаком. И аргументировала при всей громаде это тем, что Охрим сам подвинул ее к этому шагу своим не мужским поведением. И что она любит этого казака и уезжает с ним. Собрала вещи и в этот же день они с казаком ускакали в неизвестном направлении. Охрим позволил всему этом произойти напившись при всех самогона и упав лицом в грязь и свиной навоз. После случившегося Охрим остерегался женщин как огня, и постоянно приговаривал, что когда – нибудь Бог покарает блудниц и очистит от них землю… Любомир же участия в этой операции участия не принимал, однако и не порицал их за это. Он равнодушно относился к этому. Его больше заботили Поляки с Литовцами на западе страны и антипатриотичные настроения среди казацкой громады.
Любомир затянулся, выпустил небольшое облако дыма и наконец сказал:
– Якщо Ибрагім вигадав все це, особливо у такий поспіх, то це може бути щось дуже важливе для нього. Мабуть так. Що ж будемо чекати – Со своего места жестикулируя отозвался и Охрим:
– Так ще й грошенятки заробимо! Цеж взагалі добре! Мені ще трішки залишилось накопичити і я куплю собі цілий хутір! – Любомир строго посмотрел на Охрима и сказал:
– Наскількі я знаю тільки Польша зараз розпродає хутори! А Польша зараз ворожа до нас! – Охрим не обратив внимания на строгость в тоне махнул рукой и ответил:
– Яка різниця? Хутор то буде мій, а значить Український, а не ляшський – Любомир хмыкнул и сказал:
– Теж вірно… Може і мені хуторок придбати? – Охрим засмеялся и ответил:
– Я гадаю, що тебе радше повісять десь у Варшаві, ніж продадуть хоч клаптик землі – Дмитрий наполняя себе бокал засмеялся. Любомир угрюмо глянул на обоих и тоже засмеялся громким сиплым смехом, ответив:
– Оце ти точно сказав! Пошматували б кляті в раз! – Охриму эта тема казалась смешной и он решил, посмеиваясь продолжить её:
– Так і бачу Любомир привіз купу грошей та золота до поляків, і каже – землю хочу! А вони його за чуба, за чуба та на гілляку! Ха-ха-ха. І землі не побачив, і заплатив, щоб повісили – Эта шутка снова повеселила Дмитрия, и он смотря на хихикающего и широко улыбающегося Охрима сказал:
– Ну думаю это было бы самое бредовое и дорогостоящее самоубийство во всей человеческой истории! – Охрим опять засмеялся. Любомир тоже посмеялся и махнув на них рукой и сказал:
– От ви обидва телепні! – В этот момент с наружи стали доноситься агрессивные пьяные крики, и в след за ними звуки кулачной драки. Любомир вопросительно посмотрел на Дмитрия и Охрима. Дмитрий пояснил:
– Снова эти мерзавцы дерутся. Мы с Охримом уже даже не выходим когда такое происходит, хотя желание посечь их на куски есть очень большое – Охрим твердо кивнул в подтверждение сказанному. Любомир поморщился, причмокнув выпустил дым и сказал:
– Тоді настав час навести порядок у цьому бедламі! – Он вмиг затушил трубку наслюнявленным большим пальцем. Положил трубку на стол, снял с себя верхние одежды, обнажив тугие мышцы закаленные в смертельных боях и тело повсеместно усеянное различными шрамами и выскочил на улицу. Возле палатки мирно стояли Степан и курящий Грыць и спокойно смотрели на то, что происходило по среди лагеря. А там образовалась свистящая и горланящая толпа из казаков, турков и белгородских войнов. Посреди этой топы дерущиеся пять человек: один плотный турок, который постоянно падал от ударов, но с искаженным от гнева лицом снова подымался, два казака с сумасшедшими выражениями лиц и выпученными глазами, и такие же два белгородца. Все перепачканные кровью и пылью в изорванной одежде. Казалось, что они все дерутся друг с другом. Один казак делал затрещину другому, валил на землю белгородца, и теряя равновесие на шатких из-за выпитого алкоголя ногах падал сам. Белгородцы били пухлого турка, и друг друга, казаков и спотыкаясь падали. Но все с удивительной стойкостью подымались, бранились, матерились и продолжали с остервенением колошматить друг друга. Любомир широкими шагами преодолел расстояние отделявшее его от толпы и сильными уверенными толчками проделал себе путь сквозь живую горланящую стену. Потом он схватил двух казаков за шеи и силой столкнул их лбами. От удара они утратили силы и видимо сознание, распластавшись бесформенными грудами на земле. Белгородские войны кинулись на него. Одного Любомир с глухим рыком ударил в грудь ногой и тот улетел в толпу. Второго схватил за горло и с силой швырнул в пол. Пухлому турку тоже досталось. Любомир угодил ему кулаком в грудь, и тот размахивая руками, словно пытаясь взлететь, спотыкаясь повалился наземь. Из взбешенной таким ходом событий толпы на Любомира стали выскакивать орущие пьяные и турки и казаки и белгородцы. Любомир крутился словно вихрь раздавая рыча удары, которые сразу заставляли соперника терять сознание. Вскоре тола поняла, что происходит что – то неладное и ею овладел страх. Многие кинулись в рассыпную убегать с мета схватки. Любомир ждал этого момента когда пьяная толпа дрогнет. Он стал на пухлого турка, оказавшись чуть выше толпы и закричал повелительным тоном:
– Ану стояти всім, бісові виродки! – Бегущие остановились и обернулись смотря на страшного мускулистого казака со злым лицом. Любомир окинул пренебрежительным взглядом сброд который был перед ним и снова громко сказал:
– Слухай сюди! Кажу один раз, бо повторювати не буду – буду вбивати! Мене звати Любомир! І поки я тут у цьому таборі більше не буде жодних бійок без наказу. Від тепер усі ви розбиваєтесь на три бригади: казаки, білгородці і турки, як і було від початку. Ніхто з перелічених бригад не має право без наказу спілкуватись, пиячити чи битися с членами інших бригад. Усі бригади знаходяться виключно у своїх відведених для цього місцях, і не пересуваються без наказу! Зрозуміло!? – Многие, включая турок и белгородцев закивали тяжелыми хмельными головами. Любомир сплюнул и снова командным голосом сказал:
– Зозуміло? Тоді виконуй мою команду – розійтись усім по своїх місцях! Хутко! – Многие почти бегом начали исполнять команду. Любомир же отблескивая на солнце вспотевшим мускулистым телом широким шагом направился в палатку к Дмитрию, возле которой во всю заливался смехом от увиденного Грыць. В лагере воцарилась неестественная тишина.
На такой ноте этот день перешел в вечер, а после и закончился тихой теплой ночью наполненной богатыми ароматами степи под насыщенным звездами небесным куполом, облаченным в широкий молочный пояс – Млечный путь…
Однако не все спокойно спали в эту ночь. Грыць никак не мог найти себе места. У него из головы не шла турчанка с прекрасными глазами. Он был уверен, что под паранджой не менее красивое личико. Он даже отказался от выпивки. Все его сознание занимала эта особа. Он ходил с места на место. Курил трубку и все время смотрел на широкую палатку, в которой скрылась нарушительница его покоя. Однако она больше не показывалась. Но Грыць был парень упрямый. Он постелил себе овечьи шкуры на улице и разместился напротив широкой палатки.
Вскоре наполненное звездной тьмой небо стало блекнуть. С каждой минутой снова приближалось царство света во главе со своим царем – Солнцем. И как только розовый лик главы царства света взошёл над горизонтом в лагерь неожиданно ворвался запыхавшийся всадник в одеяниях привилегированных турецких войск. Он был коренастый и с пронзительным взглядом. Он так молниеносно влетел на середину лагеря, что напившиеся ночью охранники с белгородской части лагеря его не заметили. Всадник обернулся по сторонам, сложил ладони у рта и громко выкрикнул:
– Lubomir, Dmitry, Okhrim! Onlar burada? Nerede Kalinir onlarin yerdir? (Любомир, Дмитрий, Охрим! Они здесь? Где их место ночлега?) – От этого незнакомого громкого голоса прозвучавшего словно гром среди ясного неба переполошился весь лагерь. Белгородцы вскинулись с сонными лицам, не понимая куда смотреть. Из широкой палатки выскочила старшая жена в кремовых полупрозрачных одеяниях с обнаженной саблей в левой руке. Из-за ее спины несколько жен робко пытались рассмотреть, что же происходит с наружи. Казаки и турки были взяты врасплох. Некоторые их них так были сонны или пьяны, что не могли подняться с места, только несвязно что – то бормотали и вяло двигали головами или конечностями. Вскочил и Грыць. Но не из-за всадника, а в надежде увидеть свою турчанку. И увидел! На лице ее была белоснежная паранджа, но эти глаза Грыць узнал сразу. Грыць так обрадовался, что лицо его исказила глупая скошенная набок улыбка, обнажившая только часть верхних зубов. Он снял шапку и помахал ею, приветствуя девушку, а после прижал шапку к груди. Тангюль заметила этот знак внимания и широко улыбнулась под паранджой, прищурив глаза. Грыць заметил это. Он склонил голову набок с такой же глупой улыбкой на лице. Ему все стало теперь ясно – Тангюль тоже не равнодушна к нему. День начался замечательно!