Сияние
Шрифт:
– Зачем ты пришла? – внезапно посмотрел Регулус, и Гермиона смутилась, ведь он точно заметил, как она его разглядывала.
– Хотела увидеть сияние, – не соврала – проговорила часть правды Гермиона.
Он нахмурился.
– Увидела?
Гермиона хотела сказать да, но предпочла сменить тему.
– Она глубокая? – спросила Гермиона, кивнув на реку, у кромки которой они сидели. Только сейчас она осознала, что, вопреки всем законам логики и природы, здесь не было и малейшего намёка на ветер, хозяйничал на другой стороне острова, а потому водная гладь действительно напоминала огромное, твёрдое зеркало. Казалось, нырни
– Достаточно глубокое, – помолчав, неохотно ответил Регулус и, кажется, напрягся чуть больше.
Гермиона бросила на него осторожный взгляд.
– А ты… Ты когда-нибудь переплывал это озеро?
Челюсть Регулуса сжалась, и Гермионе представилось, что она стоит, занеся ногу над пропастью и, похоже, вот-вот упадёт.
– Возможно. Но не до конца.
Казалось, биение сердца соревнуется по скорости с секундами, и какое-то время Гермиона сдерживала себя: не задавала вопрос, который бился о нёбо, о губы, мечтая выпорхнуть на свободу.
И так как ещё со школьных лет сдержанность и умение держать язык за зубами не были её лучшими качествами, Гермиона в конце концов не вытерпела:
– Думаю, если переплыть озеро, у нас получится…
– Скажи, я похож на человека, нуждающегося в любезной беседе? – грубо перебил её Регулус, и Гермиона облизнула губы.
– Но я ведь просто хотела спросить…
– Отсюда невозможно выбраться, как ты не понимаешь! – потерял самообладание Регулус. – Наверняка ты уже в курсе, что бывает с людьми, которые пытаются забежать обратно в Арку, или твоей наблюдательности не хватило для этого?
– Но ведь арка – это другое! – горячо возразила Гермиона, полностью развернувшись к нему. – Флавиус говорил, что…
– Флавиус сам не знает, что несёт! Он просто ополоумевший старик, который за двести лет только и научился, что пичкать таких, как ты, байками о спасении! – вскочил на ноги Регулус и злобно уставился на Гермиону.
– Но почему бы тебе не проверить, насколько эти байки, – Гермиона изобразила пальцами кавычки, – правдивы? Или дело просто в том, что ты не довёл начатое до конца, а теперь боишься, что это сделает кто-то другой? Что кто-то снова попадёт в мир живых и будет жить, пока ты здесь будешь вечно существовать и злиться на самого себя, на свою трусость?
Она поняла, что перегнула палку, но в этот миг ей было плевать. С каким-то извращённым удовольствием Гермиона смотрела, как ладони Регулуса сжимаются в кулаки, подбородок опускается, а губы обнажают зубы так, словно он через секунду её разорвёт.
– Не слишком ли ты на себя много берёшь, принцесса? – медленно пошёл в её сторону Регулус. – Появляешься из ниоткуда, очаровываешь всех и заражаешь глупой уверенностью, что спасение – близко? – Он остановился, когда их лица отделяли всего несколько дюймов. – В таком случае почему бы тебе не сделать это? Почему бы не переплыть реку прямо сейчас и не убедиться в своей правоте?
Хотелось, до дрожи хотелось отступить, но Гермиона приказала себе оставаться на месте. Она твёрдо смотрела в глаза Регулуса, по радужной оболочке которых от ярости словно разлилась тьма, и молилась, чтобы это поскорее закончилось.
– Почему? – через несколько секунд спросила Гермиона и уловила в его взгляде тень недоумения. – Почему ты свернул? Почему не довёл начатое до конца?
Выражение лица Регулуса моментально сменилось: от прежней злобы не осталось и следа. Теперь
– Уходи, – глухо произнёс Регулус.
– Но…
Гермиона осторожно потянулась к нему рукой, но тут же отпрянула, услышав:
– Уходи, я сказал!
И она побежала, что есть силы помчалась прочь, сквозь грот, мимо скал, вниз по тропинке, через бурьян, всё дальше, дальше от сияния, смахивая слёзы, дальше от озера, сдерживая рыдания, дальше от него… От Регулуса.
День десятый
Регулус жалел о своём поведении. Он был слишком жесток к ней, слишком безжалостен, но лишь из-за того, что она, сама того не осознавая, была безжалостна к нему. После того случая, когда она ужалила словами, больно искусала предложениями, заявившись на сияние, не было и единой встречи, когда Регулус не попытался бы уколоть Гермиону словом. Он старался не сталкиваться с ней намеренно, но, если уж так выходило, отрывался по полной. А она в ответ, как правило, не говорила ничего, но её взгляда – сочувствующего взгляда – было достаточно, чтобы он едва не лез на стену от ярости. Конечно, он знал, что причиняет ей боль своим поведением, но не мог ничего поделать. Он чувствовал себя жалким в присутствии Гермионы, а оттого его внутреннее чудовище каждый раз злобно клацало зубами и исходило слюной, чуть завидев её, предвкушая возможность снова сорваться на ней, выплеснуть ей в лицо презрение и выхаркать на неё сгустки злобы за то, что посмела назвать его трусом.
За то, что думала – о, конечно, она думала! – что он трус.
Но всё изменилось, когда до Регулуса, впервые за несколько дней решившегося посетить традиционный ужин у костра, издалека донеслось:
– …таким образом мы уничтожили все крестражи, а Гарри в итоге победил Волдеморта.
Регулус замер, словно проверяя, не послышалось ли ему, но уже в следующую секунду сорвался с места и, перешагнув бревно, встал напротив Гермионы:
– Откуда тебе известно про крестражи?
Она сперва оторопела, но буквально через мгновение сбивчиво заговорила:
– Мы с Гарри и Роном нашли твою записку, а потом нашли медальон. Мы… закончили то, что ты начал.
Он не верил своим ушам. Смотрел на неё недоверчиво, пытаясь найти признаки того, что она врёт.
Но она не врала. Называла факт за фактом, которые были один убедительнее другого, так что сомнений не оставалось – она говорит правду.
И внезапно Регулус увидел в Гермионе равную себе. Вернее, он и раньше видел это, но признал только сейчас – в миг, когда Гермиона начала рассказывать о главном деле его жизни, которое так и осталось незаконченным, но завершилось благодаря вот этой хрупкой девчонке и двум её друзьям.
Он сел рядом с ней и пару часов жадно слушал рассказы о том, как его мечты воплотились в жизнь там, по ту сторону Арки. Он слушал про уничтоженные крестражи, про поверженного Тёмного Лорда и про сбывшееся пророчество, ища которое он и угодил за занавес, пробравшись не в ту комнату Отдела тайн. Он слушал про новый мир, про людей, которые больше не боялись произносить имя Волдеморта, а с придыханием вспоминали другое имя – Гарри Поттер, и с каждым новым словом в нём росло уважение к Гермионе, пропорционально тому, как улетучивалась затаённая на неё злость.