Сияние
Шрифт:
В момент, когда Гермиона закончила длинный рассказ и замолчала, Регулус внезапно заметил, что угли в костре уже слабо тлели, ночь давно укрыла небосвод иссиня-чёрным пледом, а они с Грейнджер остались вдвоём. Развернувшись друг к другу, они сидели рядом так, что их колени едва соприкасались, и Регулус чувствовал: мозг отчаянно пульсировал, силился справиться с новой, ошеломительной информацией, но не справлялся. Всё смешалось воедино: крестражи, Избранный, Хогвартс, Дары Смерти, а ещё… Её колени, и близость, и осознание, что он относится к Гермионе уже совершенно иначе. Всего было так много, что ему казалось, он не выдержит – разлетится на искры, как тот уголёк, который она только что пошевелила палкой.
Видимо, обратив внимание на растерянность
– Его оправдали, – тихо, как будто боясь спугнуть, подтвердила его мысли Гермиона. – Он умер, сражаясь. – Она замолчала, пару раз моргнула, затаив дыхание, а затем, словно решившись, добавила: – Гарри хочет назвать первенца двойным именем Джеймс-Сириус. У него будет сын… Сын, названный в честь Сириуса.
И Регулус не знал, что толкнуло его на следующий поступок, но он, будто махнув стаканчик смелости, попросил:
– Расскажи мне о нём.
Гермиона слегка улыбнулась и действительно рассказала.
У Регулуса было чувство, что он, наконец-то, смог взглянуть в глаза уродливому чудовищу и победить его.
Похоже, Флавиус не кривил душой, когда говорил, что верит: Регулус способен сделать это.
День двадцатый
Флавиус был доволен. Появление Гермионы сказалось наилучшим образом на всех, кто жил на острове. Джонатан нашёл себе собеседника по интересам и с удовольствием обсуждал с Гермионой некогда прочитанные книги, а ещё с интересом слушал о новых открытиях, совершённых волшебниками за последние восемьдесят лет, проведённых им за Аркой. Элен по-прежнему молчала, но всё же было заметно, с каким воодушевлением она собирает вместе с Гермионой травы или готовит что-то на ужин, ненавязчиво показывая, как правильней мешать суп или давить фрукты, чтобы они дали максимальное количество сока. Джек хоть и вёл себя, как всегда, бесцеремонно, всё-таки завоевал симпатию Гермионы благодаря умению шутить и сам начал ей симпатизировать благодаря её умению смеяться даже над самыми глупыми шутками. Ну а Регулус… Похоже, Регулусу становилось лучше. В его глазах зажёгся тот потухший было огонёк, который Флавиус так желал снова увидеть. И поэтому он надеялся – совсем скоро Регулус решится. А за ним и все остальные решатся, в конце концов, выбраться из этого места.
– Почему они не сделали этого раньше? – спросила у Флавиуса Гермиона, сидя с ним рядом на траве и помогая ему нести вахту наблюдателя за Аркой.
– Они боятся, – отозвался Флавиус, нахмурившись. – Видишь тот лес? Вернее то, что он него осталось? – указал он кривым пальцем на торчавшие вдали обугленные деревья. – Если присмотреться, то можно заметить на стволах разноцветные ленты. Это деревья памяти.
Гермиона вытянула шею и слегка приподнялась на месте, после чего охнула.
– Мерлин, неужели так много…
– Да, – подтвердил Флавиус. – Многие погибли. Знаешь, в чём заключается жуткая особенность этого места? В том, что ты не можешь заболеть физически, но можешь заболеть душевно. Я видел, как многие сходили с ума и бросались на Арку, лишь бы закончить мучения. Видел и тех, кто скрывался за сиянием… Вот только я уверен, что они, хоть и оказались в мире живых, уже не смогут нормально жить дальше, потому что за сияние они уходили, будучи безумными, готовыми встретить смерть… – Флавиус помолчал, думая о пёстрых лентах, хранивших молчаливую память о людях, которых уже нет ни здесь, ни в мире живых. – Элен с Джонатаном попали сюда одновременно с ещё одной девушкой. Она была глубоко беременна и не могла разродиться… Несчастное создание. В итоге она сошла с ума и бросилась на Арку на глазах у Джонатана с Элен. С тех пор Элен не разговаривает.
– Мне так жаль, – тихо проговорила
– Мне тоже жаль, но я не виню тех людей, которые бросаются на Арку. Возможно, я бы тоже не выдержал и поступил так же, если бы мне было не за что бороться… Ведь, по сути, всем, кто находится здесь, что-то помогает держаться. Джонатан и Элен счастливы вдвоём и не дают друг другу сойти с ума, Джек много пьёт, а оттого реальность ему видится несколько радужнее, чем остальным, ну а у Регулуса всегда было ради чего жить. Просто в последние годы он начал об этом забывать.
– А вы? Почему вы здесь? – осторожно поинтересовалась Гермиона.
Флавиус вновь взглянул на Мёртвый лес и, помедлив, ответил:
– При жизни я был эгоистом. Знаешь, я вошёл в историю как единственный человек, который выжил после нападения дементоров, а потому спеси во мне было хоть отбавляй.
Внезапно лицо Гермионы прояснилось, а глаза округлились:
– Не может быть! Только не говорите, что вы тот самый…
– …Флавиус Белби. Да, я тот чёртов засранец, который выжил после нападения дементоров, а потом давал нахальные интервью и ещё не раз испытывал судьбу, – скосил на неё насмешливый взгляд Флавиус, а затем рассмеялся. – Я был в плену у великанов, сражался со стаей оборотней, а ещё сознательно провёл последние десять лет без магии среди магглов, ведя отшельнический образ жизни. Я был влюблён в свою смелость, в свою отчаянность и ослеплён тем, сколь многим полезным вещам я выучился, прожив в лесной сторожке вдалеке от цивилизации.
– Так вот откуда вы всё умеете, – восхищённо выдохнула Гермиона.
– Да, – кивнул Флавиус, – наверное, я предчувствовал, что со мной могло произойти нечто подобное, а потому научился без помощи магии рубить дрова и добывать пресную воду, хотя последнее, к счастью, здесь мне не понадобилось.
– Значит, Регулуса вы тоже всему этому обучили? – придвинулась Гермиона к Флавиусу, с интересом посмотрев на него.
– О, это было непросто, – рассмеявшись, произнёс он. – Регулус хоть и умел многое, но в вопросах выживания с отсутствием магии был беспомощен, как бездомный котёнок. Ты бы видела, с каким выражением лица он впервые взял в руки топор! – от смеха у Флавиуса даже заслезились глаза. – Моя покойная бабушка и то обращалась бы с ним более умело, чем этот чёртов аристократ, боявшийся занозить свой нежный палец. Да, всё-таки испортил я пацана. Слышала, как он иной раз выражается?
Гермиона захихикала.
– Но почему же испортили – заставили повзрослеть, – ответила она с улыбкой.
Флавиус помолчал какое-то время, а затем сказал с ноткой грусти:
– Регулус мне как сын, Гермиона. Сын, которого у меня никогда не было.
Солнце вновь начало проседать за горизонт, и сердце Флавиуса тревожно ёкнуло. Что-то зловещее было в этом закате, который он уже давно не мог ни с чем сравнить, кроме как с кровью, пропитавшей небо.
– Когда я прослышал про таинственную Арку, попав в которую люди не возвращаются, я посчитал, что и эту задачу мне решить под силу. Самонадеянный болван, – горько усмехнулся Флавиус, стараясь отогнать от себя беспокойные мысли. – И только через сто лет мне удалось узнать, что отсюда возможно выбраться.
Засунув руки в карман, он достал записку и отдал Гермионе, которая, нахмурившись, прочитала наскоро нацарапанное слово вслух:
– Сияние. Здесь написано «Сияние». Что это значит?
– Это написала одна девушка, которая здесь жила давным-давно. Её звали Энн, и она решилась переплыть реку. Я пытался её отговорить, но она меня не слушала, а лишь твердила, что знает: это спасение. В итоге, смирившись, я попросил во что бы то ни стало дать мне знать, если она останется в живых… Подозреваю, ей просто никто не поверил, когда она сказала, что люди, попавшие за Арку, не умирают, а добровольцев проверить это не нашлось. Видно, что записку она писала в спешке, так что не исключаю, что за Энн гнались и в конце концов поймали. А потом определили в лечебницу для душевно…