Скандинавский детектив. Сборник
Шрифт:
Харалд, казалось, был вполне удовлетворен тем, что услышал от Германа, и перешел к совершенно другим вопросам.
— Что вы знаете о харофине? — спросил он.
— О харофине? — переспросил Герман. — Что это такое?
— Вот об этом я вас и спрашиваю, — спокойно заметил Харалд.
— Это не тот ли крысиный яд, которым отравили Манфреда?
Харалд кивнул.
— Больше я ничего о нем не знаю, — заверил Герман.
— В чем вы были, когда пришли в «Альму» во вторник утром?
Герман попытался вспомнить.
— В пальто… Я повесил его в вестибюле.
— И все? — спросил Харалд.
— Я почти никогда не ношу шляпу.
— Галоши?
— Ну конечно. Галоши.
— Они у вас здесь? — спросил Харалд.
— Разумеется, а где же им еще быть? Стоят в прихожей.
Вальграв принес галоши. Совершенно обычные, без всяких меток, на сорок второй размер.
— Вы уверены, что это именно ваши галоши и вы ни с кем не поменялись?
Герман внимательно осмотрел галоши.
— По-моему, мои, — сказал он. — Но когда речь заходит о галошах, всегда возникают сомнения.
— Ладно, — протянул Харалд. — Сколько сейчас времени на ваших часах? Только точно.
Герман недоуменно посмотрел на него и пожал плечами.
— Одиннадцать двадцать четыре и… тридцать секунд.
— Ваши часы отстают на пять минут, — сказал Харалд. — Вы проверяли их вчера?
Этого Герман вспомнить не мог. Напоследок Харалд спросил его, не рассказывала ли Марта чего-нибудь такого, о чем предпочла умолчать во время следственного эксперимента. Герман сказал, что ничего особенного она не рассказывала. И сам ничего не мог прибавить к тому, что уже было известно.
Как и всегда, немного витиевато Харалд поблагодарил Германа за помощь следствию. Потом выразил сожаление, что допрос оказался слишком длинным, и удалился в сопровождении Вальграва. Тот обернулся в дверях и бросил последний взгляд на Дафниса и Хлою. Герман снова опустился в кресло, откинулся на спинку и закрыл глаза. Я молча смотрел на него.
— Каким образом у тебя оказался ключ от подъезда, где живет Эрик Бергрен? — спросил я.
— Очень просто, — вздохнул он. — Сначала я не знал, откуда этот ключ. Я нашел его в вещах Марты вчера вечером. И решил попробовать при первом же случае. Оказалось, что он подходит к дверям дома, где живет Эрик Бергрен. И тогда я, конечно, подумал, что она у Эрика. Потому что у него горел свет… Послушай, ты тоже думаешь, что я убил Марту?
— Я? Ну что ты… как ты мог подумать…
— А твой брат думает, что убийца я. Я видел это по его лицу.
Я попытался протестовать, но Герман перебил меня.
— Я ее не убивал,— прошептал он.— Как я мог ее убить? Ведь я любил ее.
Я долго молчал, потом все же спросил:
— Чем я могу тебе помочь?
— Ничем. Иди домой. Спасибо, что зашел. А я буду работать.
Я удивленно взглянул на него.
— Я должен работать!
Он встал и проводил меня до дверей.
Когда Биргит вернулась домой после занятий, она сказала:
— Сегодня тебе придется обедать одному, Эрнст. А я пойду к Анне Лизе.
— В таком случае я пойду в ресторан!
— Не наешься какой-нибудь дряни и не пей слишком много!
— У меня нет никакого желания пить! По крайней мере сегодня!
О том, что Биргит пойдет к Анне Лизе Лундберг, они договорились заранее. Биргит сама предложила ей помощь, так как перед похоронами всегда нужно успеть сделать массу всяких неотложных дел. Вечером она сошьет для Анны Лизы траурное платье. Биргит любит шить. Как правило, она шьет себе платья сама, а нередко обшивает и подруг. И, надо сказать, весьма успешно.
Жили Лундберги в новом доме на Лутхагсэспланаден между Сюсломансгатан и Валленгатан. Анна Лиза была дома одна. Детей она отправила к родителям. У нее был измученный вид, но держалась она хорошо. Анна Лиза Лундберг была не из тех, кто любит поговорить о своем горе. Она настояла, чтобы я остался и выпил кофе. Биргит помогла ей накрыть на стол. Тем временем я зашел в кабинет Манфреда. Вдоль стен тянулись книжные полки, книги главным образом по юриспруденции. Ведь Анна Лиза тоже получила юридическое образование. На огромном письменном столе царил идеальный порядок. По обе стороны лежали аккуратные кипы бумаг, примерно одинаковой высоты. На одной из них я заметил папку с надписью «Благотворительное общество "Андреас Бернелиус". Отчет о результатах ревизии». Нарушал этот образцовый порядок только толстый том в роскошном синем переплете. Его положили как-то небрежно, наискосок, и он никак не вписывался в общую идеальную картину. На переплете было написано: «Долговое право. Исследование профессора Хайнца Вернера Шауна». Именно об этой книге Манфред говорил с Эриком в кафе «Альма».
В дверях появилась Анна Лиза и сказала, что кофе готов. Я сообщил ей о том, что поведал мне Эрик. Вдруг на письменном столе Манфреда зазвонил телефон. Анна Лиза сняла трубку. Разговор был совсем короткий.
— Это комиссар Бюгден, — сказала она. — Он хочет задать мне несколько вопросов. Пусть приходит, конечно. Я только не представляю себе, что еще ему могло понадобиться.
— Галоши,— вспомнил я и рассказал ей все, что было связано с галошами Манфреда Лундберга.
Мы сели за стол. Анна Лиза подтвердила, что, когда Манфред ушел из дому во вторник, на нем были галоши. Больше мы на эту тему не говорили. Анна Лиза стала рассуждать вслух. Сказала, что Манфред был крайне озабочен состоянием отчетности в благотворительном обществе Бернелиуса. В данном вопросе, как и во многих других, Манфред всегда мог рассчитывать на помощь и содействие жены. Она сама видела подчистки в бухгалтерских книгах. А кроме того, не хватало многих документов, подтверждающих расходы. Правда, Улин говорил Манфреду, что подчистки были результатом описок, а документы с подтверждением расходов обещал разыскать. Но у Манфреда все-таки оставались сомнения. Недостачи в кассе общества, видимо, не было, и все же Манфред попросил прислать опытного ревизора, чтобы проверить всю отчетность за десять лет.
— Смерть Манфреда для Улина очень кстати,— горько вздохнула Анна Лиза. Она явно недолюбливала Хилдинга Улина.
— Но если недостачи нет, Хилдингу нечего бояться, — заметила Биргит.
— Растрата есть растрата, — заявила Анна Лиза. — Нельзя избавиться от наказания, если ты украл, а потом вернул.
— Я посоветую Эллен Бринкман назначить тебя ревизором вместо Манфреда, — сказал я Анне Лизе.
Она поблагодарила. Ей очень хотелось внести ясность в это дело и завершить работу, начатую Манфредом.
Они взялись за шитье, а я откланялся и ушел. На лестнице я встретил Бюгдена и еще одного полицейского.
Вернувшись домой, я попытался работать. Но в отличие от Германа Хофштедтера я не умею сосредоточиться именно в тот момент, когда это необходимо. Когда примерно через полчаса в дверь позвонили, я с облегчением отложил ручку и пошел открывать. Пришел Йоста Петерсен.
— Можно к тебе? — спросил он. — Я как раз проезжал мимо.
Я объяснил, что кофе недавно выпил, и предложил ему виски. Но от виски Йоста отказался. Он был за рулем. Тогда я выпил один. Мы заговорили о событиях последней недели, и Йоста сразу изложил суть дела, которое привело его ко мне.