Слабое звено

Кунцев Юрий

— У меня для тебя хорошие новости, — попытался Карлсон ее подбодрить, — Ты попадешь в книгу рекордов, когда мы вернемся на Нерву.

— За какие заслуги? — спросила она, вытаскивая из-под себя провода.

— Ты первая в истории женщина, которая провела в межзвездном пространстве восемь месяцев, три дня и сколько-то там часов без помощи криостаза.

— Вот еще, — недовольно фыркнула она, — Проболталась в космосе восемь месяцев, из которых я лишь месяц потратила на полезную работу. Это самое глупое достижение в моей жизни. Не такой я хотела записывать себя в историю.

— Что поделать, все мы являемся заложниками обстоятельств.

— Из твоих уст это звучит так неубедительно, — вздернула

она уголок рта, — Когда у меня будут дети, я буду рассказывать им, что вот тот дядька, о котором рассказывают в новостях, четырежды герой межзвездного труда, прирожденный идеальный космонавт, самый молодой капитан коммерческого судна в истории, почетный передовик космических грузоперевозок, однажды сказал мне в лицо, что он является заложником обстоятельств.

Карлсон рассмеялся абсолютно искренним заливистым смехом, которые шел у него из самых глубин души, в обход органа, отвечающего за соблюдение корабельного этикета. Теперь Ирма точно знала, что он никогда не притворялся, и от этого ей стало чуточку теплее.

— Насмешила, — с трудом взял он себя в руки, стерев с лица проступившую от смеха слезу, — Но я не стану капитаном.

— Почему нет?

— Как я и сказал, все мы являемся заложниками обстоятельств.

— Но ты же идеальный космонавт.

— Верно, — кивнул он и взял ее за руку, — Именно поэтому никто не позволит мне просиживать мой талант в капитанском кресле. Прибавку мне запросто дадут, но повышение в должности — никогда. От меня многого ждут, и поэтому меня будут как можно дольше держать в той должности, в которой я наиболее полно раскрываю заложенный в меня потенциал.

Ее плечо обхватил жгут, игла перелилась в воздухе хрупкой серебряной нитью, и Карлсон начал искать вену на бледной руке.

— Звучит так, будто ты лишен выбора.

— А ты нет? — игла вошла в ее вену практически незаметно, сопровождаясь лишь отдаленным покалыванием где-то под кожей.

— Возможно, в какой-то степени.

Под ее жилам потек фармакологический коктейль для криостаза, по ощущениям напоминающий жидкий лед, выгоняющий из тела тепло, силы и чувства. Пока он еще не добрался до мозга, у нее было около минуты, чтобы сказать что-то важное, но обычно именно в такие моменты у человека отказывает фантазия.

— Четыре негритенка пошли купаться в море, — пропел Карлсон, клея к ее коже биометрические датчики, — Один попался на приманку, и их осталось трое.

— Явилось трое в зоопарк, медведь гулял на воле, — подхватила Ирма, — Прихлопнул лапой одного — их осталось двое.

— Двое негритят легли на солнцепеке, один сгорел — и вот один, несчастный, одинокий.

— Карлсон, — вдруг пришли на ей на ум последние слова в этом году, и она промолвила ленивым полусонным языком, — Я очень надеюсь, что когда я проснусь, ты, или Бьорн или даже Эркин найдете решение всех наших проблем.

— Обещать не могу, — ответил расплывающийся силуэт Карлсона и пожал чем-то, отдаленно напоминающим плечи, — Но поверь, я буду очень стараться, сестренка.

— И еще… — сглотнула она, стараясь сохранить контроль над своим телом еще хотя бы на пару секунд, — …почему ты… постоянно зовешь меня… сестренкой?..

Он что-то ответил, но его слова перемешались в глухую неразборчивую кашу, залепившую ей уши. Когда крышка ее капсулы закрылась, она решила, что это просто погас свет. Сделав несколько последних вдохов в кромешной тьме, она услышала легкий звон, а после ее на миг поглотило абсолютное ничто, ее тело слилось с пустотой, разум слился с безвременьем, и несколько месяцев пролетели мимо нее пулей.

26. Делайте с этим что хотите

Выход из криостаза сопровождается целой гаммой незабываемых ощущений, и прежде чем человек вернет себе способность

мыслить, ему предстоит сначала вернуться к жизни и заново учиться дышать. Удаляя криостазовый гель из криостата, система жизнеобеспечения дает в тело два щадящих, но уверенных разряда: первый в сердце, чтобы оно снова начало качать кровь, а второй в диафрагму, чтобы имитировать резкий выдох, и тем самым прочистить дыхательные пути. В тот же момент включается обогрев, расширяющий кровеносные сосуды и разжижающий кровь. Если биомониторы не показывают никаких отклонений в здоровье своего подопечного, капсула просто дает ему немного полежать, подышать самостоятельно, вспомнить свое имя, и вот уже через несколько минут происходит чудо рождения: к человеку возвращается разум, он открывает глаза, и в его голове проносится первая после долгой спячки мысль — «господи, лучше бы я не просыпался».

Головокружение, тошнота, дезориентация и чувство, будто он сейчас снова умрет, совсем не были следствием криостаза. Во всех этих «побочных эффектах» были виноваты препараты, которыми человека накачивали для того, чтобы организм успешно пережил всю жестокость и бескомпромиссность такой процедуры как охлаждение до восьмидесяти Кельвинов с последующей разморозкой. По его кровеносной системе разливался целый коктейль из криопротектора, кардиостимулятора, антикоагулянта, термогеника, анестетика общего действия и еще нескольких препаратов, не позволяющих всему вышеперечисленному убить человека еще до заморозки. После такой ударной дозы химикатов все в организме на какое-то время переворачивается с ног на голову, но конечная цель все же достигается — человек жив и скоро будет трудоспособен.

В инструкции по применению написано, что человек способен пережить без необратимых последствий для своего организма 144 порции этого коктейля при условии, что между приемами, не считая времени, проведенного в заморозке, проходит не менее одной недели. На самом деле точное число никто не знал, но ответ «где-то полторы-две сотни порций» никого не устроил, поэтому фармацевты, не желая тратить пару веков на клинические испытания, остановились на числе 144. От порции к порции человеческий организм очень медленно, но верно привыкал к воздействию химикатов и постепенно учился справляться с их воздействием, поэтому бывалые космоплаватели часто отличались относительно легким пробуждением. Ирма к бывалым космоплавателям не имела никакого отношения, и этот сеанс криостаза был лишь третьим в ее жизни, что было катастрофически недостаточно для вырабатывания видимой привычки. Как она в прошлые два раза вываливалась из криостата едва шевелящимся трупом, не соображающим, где у него руки, а где ноги, так и в этот раз ей пришлось некоторое время проваляться на холодной палубе, прежде чем ее поднимут и доставят в душевую. Именно из-за таких сложных пробуждений людям требовался весьма серьезный стимул, чтобы связать половину своей жизни с межзвездными перелетами. Кого-то вдохновляли идеи, кого-то хорошая зарплата, кого-то глубоко личные причины, но все сумасшедшие, которые вдохновлялись самой идеей собственной заморозки, не допускались ни к космическим кораблям, ни к наземным транспортным средствам, ни к острым предметам.

Одним словом, утро выдалось паршивым.

Как только все пришли в себя, позавтракали до ужаса пресными консервированными овощами, которые заготовила Ирма, и вспомнили число «пи» с точностью до седьмого знака, было объявлено собрание капитанов, которое по какой-то причине требовало присутствия не только капитанов. Ирма не знала, чем заслужила честь присутствовать на этом собрании, но пошла вслед за Ленаром, готовясь полтора часа стоять на цыпочках, лаконично отвечать на вопросы и тактично поддакивать каждый раз, когда на нее обратится более трех пар глаз.