Слабое звено
Шрифт:
Они были в географически невыгодном положении. С тех пор, как Шесть-Три стал непригоден для жизни, Ноль-Девять стал самой отдаленной точкой от Ноль-Семь, и им приходилось огибать чуть ли не весь астероид просто для того, чтобы попасть на собрание, а затем огибать то же расстояние, чтобы вернуться обратно. Говорят, что пешая прогулка полезна, но не в тех случаях, когда эта пешая прогулка сопровождается несколькими переориентациями силы тяжести, что очень сильно действовало на нервы и мешало думать, как подсластить для остального экипажа не совсем сладкую пилюлю.
Ирму мучила паранойя. После третьего пройденного насквозь буксира ей начало казаться, будто люди
Когда они вступили на палубу Один-Четыре, их почти сразу же остановила Рахаф, которой кто-то заменил ее узнаваемые из тысячи раскосые глаза на чуть более округлые. Бегло бросив Ленару торопливую, но искреннюю улыбку, она открыла рот и отмела все догадки:
— Ирма, с тобой все в порядке?
— Все в порядке, — провела она рукой по голове, что уже прочно вошло в привычку, — Просто решила немного облегчить себе отход от криостаза.
— Да нет же, я слышала, что случилось на собрании.
— Быстро, однако, — вздохнул Ленар, — Собрание только закончилось, а слухи уже долетели до другого конца астероида.
— Так это правда?
— Да, — автоматически ответила Ирма, и чуть погодя все же додумалась уточнить, — А о чем ты?
— Как о чем? Об Эркине! Мне сказали, что вы с ним чуть ли не подрались.
— Напомните мне, — вмешался Ленар, — как ваше имя?
— Рахаф Хадем, — отчеканила она, едва не встав перед Ленаром на цыпочки.
— Послушайте, Рахаф, вы ведь работаете техником на Один-Четыре?
— Да, — кивнула она, — Инженер силовых установок.
— Скажите, — начал заходить он издалека, и Ирма сразу узнала этот тон, являющийся увертюрой для симфонии недовольства, — Октавия вас сильно нагружает работой? Не дает послаблений? Не бывает такого, что она отказывала вам в законном перерыве?
— На моей памяти такого ни разу не происходило, — отвела она на секунду глаза, чтобы порыться в своей памяти, — Так что в моем графике есть окошки, если вас это интересует.
— Очень плохо, — резко отрезал Ленар, обрушив на нее всю степень паршивости своего настроения, — Свободное время можно было потратить на что-то полезное, а вы его растрачиваете на всякие сплетни. Запомните, чужие личные конфликты не достойны ни обсуждений, ни даже возникновений. Вам все ясно?
— Ясно, — испуганно ответили обе девушки хором, и Ленара это, кажется, удовлетворило сполна.
— Займитесь делом, Рахаф, — попрощался он и продолжил путь, — У нас впереди еще несколько дней не самых простых маневров, поэтому самое время выбросить все глупости из головы.
Пеший шаг отличается от бега наличием фазы двойной опоры — согласно этому определению Ленар определенно шел пешим шагом, но шел так быстро, что Ирму словно подхватило образовавшейся за его спиной областью низкого давления. Пожав плечами и безмолвно извинившись перед Рахаф виноватым взглядом, она побежала вслед за своим капитаном, оставив подругу наедине с небольшим конфузом и свободным временем.
— Это было грубо, — догнала она Ленара и безуспешно попыталась перейти на его ритм, но у Ленара были более длинные ноги и избыток энергии от злости, которую некуда было выплеснуть.
— Иногда эти болтушки понимают лишь язык грубости.
— Вот
— Твой случай не считается. Я до сих пор вне себя от ярости за то, что ты устроила на собрании, — вновь начал он цедить сквозь зубы.
— То есть как это «мой случай не считается»? Перед кодексом поведения все равны, разве нет?
— Перед кодексом поведения все равны лишь до тех пор, пока действующий капитан не решит обратное.
— Ты ей не капитан, — напомнила Ирма, и эти слова поставили жирную точку в их споре.
Учитель биологии средней школы вынужден балансировать на тонкой нити филигранности, впервые объясняя трем десяткам учеников пубертатного возраста особенности человеческой репродуктивной системы. Его цель — понятно объяснить своим подопечным про пестики и тычинки на примере двух взрослых людей, в необходимой степени пробежаться по теме полового воспитания и, что являлось элементом высшего пилотажа, преподнести всю эту деликатную информацию в таком виде, чтобы урок не был сорван взрывом эмоций от неосторожного тычка в осиный улей. Именно таким учителем биологии чувствовал себя Ленар, когда выводил на маркерной доске наглядную схему предстоящих маневров под прицелом трех пар ошалевших глаз и старался изо всех сил избегать в своей речи слов или словосочетаний, способных заставить его подчиненных усомниться в адекватности действующего руководства.
— Бред какой-то, — едко выплюнула Вильма еще до того, как ее капитан успел договорить, — Ленар, скажи честно, хоть кто-то на ваших «собраниях капитанов» бывает в своем уме?
— Я знал, что этот вопрос неизбежно всплывет, — положил он маркер и увлажнил глотком воды пересохшую глотку, — и заранее решил не отвечать на него.
— Ленар, ты уж меня прости… — промолвил Эмиль, глядя на него щенячьими глазами.
— За что?
— За то, что я согласен с Вильмой, — поднялся он из-за стола и взял в руку маркер, — но это действительно звучит как бред какой-то.
— Вообще-то я с ней тоже согласен, но тут одна группа языкастых чертей убедила меня, что это сработает.
— Возможно, они и правы, но мне надо будет самому их послушать, — маркер заскрипел о доску, отливая из чернил форму остроконечного купола, — Это наше репульсионное поле.
— Я знаю, — присел Ленар за стол и попытался расслабиться.
— Оно создано для того, чтобы с нами не произошло того, что произошло с Шесть-Три.
— Это я тоже знаю, к чему ты клонишь?
— К тому, что это не какой-то непробиваемый щит, — начал Эмиль увлеченно рисовать шлейфы метеоритов, стремящихся к куполу, — Он создан для того, чтобы сталкивать относительно небольшие твердые объекты с нашей траектории, которых в космической пустоте, прошу заметить, не так много. В среднем считается, что при максимальной скорости в пределах звездной системы наш корабль отражает где-то около десятка опасных объектов в день при максимальной допустимой массе в полтонны. Это не так много, и даже при этом есть вероятность в несколько долей процента, что один из этих объектов попадет прямо в свод проекции полей. В этом случае репульсионного рикошета не будет, и он просто проникнет сквозь наше поле и вонзится в самый геометрический центр нашего корабля. А теперь представь, что будет, если этих объектов триллионы частиц на кубический метр. Это не просто поднимет нагрузку на наши репульсионные проекторы до небес, но так же и поднимет вероятность проникновения, я бы сказал, до нескольких миллионов процентов. Нам прямо в корму ударит плотная струя, которая угрожает проточить наш корабль до самого основания.