Славянская спарта
Шрифт:
Владыка Петръ, похороненный на Ловчин, не даромъ свтитъ тамъ наверху, высоко надъ всею Черною-Горою и Бердою, своей поднятой къ небу бленькой часовенькой. Это быль дйствительно свточъ Черногоріи, призывавшій ее къ миру, закону и знанію посл долгихъ вковъ кровавой борьбы. Геройскій предшественникъ его, «святопочившій Петръ», провелъ все княженье свое въ такомъ водоворот постоянныхъ войнъ и опасностей, былъ настолько поглощенъ борьбою за свободу Черногоріи противъ разнородныхъ враговъ ея, что ему не оставалось ни силъ, ни времени думать о мирномъ устройств своей родины.
«Святопочившій» недаромъ былъ современникомъ перваго Наполеона; несмотря на отдаленность и ничтожество Черногоріи, тревожная волна завоеваній и разрушеній, пробжавшая по всему міру подъ знаменами
«Святопочившій» герой во всю свою жизнь не проигралъ лично ни одной битвы, хотя битвамъ этимъ и счету не было. Еще гораздо раньше французовъ онъ съ своими черногорскими львами, вооруженными чуть не одними ятаганами, много разъ разбивалъ на голову многочисленныя войска турецкихъ пашей, пытавшихся вторгнуться въ родныя ему долины. Славнаго албанскаго визиря Кара-Махмута-Буматлія, который сокрушилъ въ Албаніи власть султана, и который уже сжегъ-было цетинскій монастырь въ самомъ сердц Черногоріи, святопочившій, не имя ни денегъ, ни пороху, заложивъ въ Вн на покупку пороха драгоцнную митрополичью митру, подаренную русской императрицей, два раза сряду разбилъ на голову съ его отборнымъ,40.000 войскомъ, уничтожилъ весь отрядъ его въ трехчасовой сч и увнчалъ, по обычаю черногорцевъ, башню цетинскаго монастыря головою самого Кара-Махмута, долгіе годы сохранявшеюся потомъ въ церкви, какъ драгоцнный трофей побды. Еще славне и громче была побда святопочившаго надъ стотысячною арміею турецкаго визиря, которую черногорскій герой могъ встртить только съ 12.000 своихъ непобдимыхъ юнаковъ, составлявшихъ всю тогдашнюю, силу Черной Горы и Берды.
Эта побда окончательно утвердила независимость Черногоріи.
Но такое геройство и эти побды невольно воспитывали черногорцевъ въ привычкахъ насилія и крови, такъ что даже въ короткіе промежутки мирнаго времени они не могли выносить спокойной жизни: разбойническія четы и нескончаемые разсчеты кровавой мести наполняли грабежомъ и убійствами внутреннюю жизнь этой безъ того бдной страны. Хотя святопочившій и издалъ «судебникъ черногорскій», по которому кровавая месть и грабежи безпощадно наказывались смертью, но народъ его, чуть не съ колыбели работавшій ятаганомъ вмсто плуга, не хотлъ повиноваться закону, по прежнему уповалъ только на свой ятаганъ и винтовку, и продолжалъ привычную кровавую расправу съ своими домашними врагами.
Умирая, святопочившій собралъ вокругъ себя сердарей, воеводъ, старшинъ и весь народъ свой и со слезами умолялъ ихъ помянуть его соблюденіемъ общаго народнаго мира хотя бы до Юрьева дня. Народъ, рыдая, поклялся ему не обнажать все это время меча и молиться о княз своемъ, что онъ честно и исполнилъ. Трогательное послднее завщаніе владыки сохранилось до насъ на бумаг; послднею заканчивавшею статьею его была мольба владыки въ своему народу оставаться врнымъ «въ благочестивой и христолюбивой Руссіи», не допускать даже помысла когда-нибудь отступать отъ покровительства этой «единородной и единоврной» имъ страны.
Но Юрьевъ день прошелъ, и полилась опять кровь въ междуусобицахъ племенъ и родовъ, опять начались грабежи и насилія.
18-лтній Петръ II-й, сынъ родного брата святопочившаго, долженъ былъ вооружиться противъ этихъ средневковыхъ обычаевъ, уничтожавшихъ все благополучіе и благосостояніе черногорскаго народа, желзною строгостью, которая одна только могла сколько-нибудь подйствовать на желзныя сердца и желзные характеры его вольнолюбивыхъ подданныхъ.
Петръ II-й прежде всего установилъ въ своей стран единовластіе владыки-князя, уничтоживъ старинную должность гражданскаго соправителя своего и изгнавъ изъ предловъ Черногоріи посл открытаго имъ заговора весь родъ Родоничей, наслдственныхъ «губернаторовъ» Черногоріи, постоянно враждовавшихъ съ владыками изъ рода Нгошей.
Потомъ, чтобы опереться на какую-нибудь собственную силу въ упорной борьб съ непокорными племенами Черной-Горы, отстаивавшими кровавые обычаи самосуда и мести, Петръ учредилъ дружину перянниковъ, тлохранителей князя, изъ отборныхъ юнаковъ лучшихъ фамилій Черногоріи, получавшихъ отъ него жалованье и исполнявшихъ вс его повелнья и ршенья сената. Сенаторамъ онъ тоже назначилъ жалованье изъ княжеской казны, чтобы держать ихъ около себя, а не по хуторамъ, какъ они жили прежде, и требовать отъ нихъ серьезной работы надъ поступавшими къ нимъ судебными длами. Кром того, въ селеніяхъ онъ поручилъ разборъ мелкихъ судебныхъ длъ и исполненіе разныхъ требованій закона особо назначеннымъ имъ надежнымъ людямъ, тоже получавшимъ отъ него жалованье и. называвшимся почему-то «гвардіей», или «малымъ судомъ», помимо остававшихся тамъ по старому сердарей, воеводъ и родовыхъ старшинъ, унаслдовавшихъ большею частью эти почетныя званія отъ отца къ сыну.
Съ помощью этого новаго устройства владыка неутомимо сталъ бороться противъ обычаевъ кровавой мести и постоянныхъ внутреннихъ грабежей и усплъ достичь того, что въ самыхъ глухихъ ущельяхъ Черногоріи безоружная женщина и ребенокъ могли безопасно проходить днемъ и ночью. Но главная забота и вс силы любви владыки были направлены на образованіе своего полудикаго безграмотнаго народа. Онъ завелъ въ Цетинь типографію, гд печаталъ священныя книги и собственныя стихотворенія, основалъ училище, выписывалъ и распространялъ среди народа русскія изданія священныхъ книгъ; его личный секретарь, Милаковичъ, занимался составленіемъ и изданіемъ книгъ для первоначальнаго обученія грамматик, ариметик, исторіи. Самъ владыка искалъ отдыха отъ своихъ правительственныхъ заботъ въ изученіи языковъ и литературы; онъ прекрасно говорилъ и писалъ по-русски и по-французски, могъ объясняться по-итальянски и по-нмецки; литературу онъ любилъ страстно и оставилъ посл себя много стихотвореній и драмъ; сербы считаютъ его однимъ изъ самыхъ лучшихъ своихъ поэтовъ. При необыкновенной простот въ образ жизни, ничмъ не отличавшей его отъ обыкновеннаго черногорца, онъ готовъ былъ подлиться послднею струкою съ бднымъ землякомъ своимъ и преисполненъ былъ восторженной привязанности въ своей пустынной горной родин. Вообще личность владыки Петра ІІ-го вселяетъ трогательное сочувствіе, даже когда изучаешь ее по книгамъ и разсказамъ живыхъ людей. Онъ повернулъ, можно сказать, исключительно боевую жизнь Черногоріи на путь человчности и мирнаго труда, и въ этомъ его незабвенная историческая заслуга, ставящая его такъ же высоко, какъ высоко поднята теперь-надъ нашими головами его поэтическая могила.
V
Нгоши и Цетинье
Зеленый лсъ, тсно столпившійся у подножія Штировника и Язерскаго Верха, одинъ только оживляетъ сколько-нибудь суровый видъ заоблачной равнины Черногорія; камни, камни и камни, и ничего другого кругомъ! одна гигантская каменоломня, въ которой срые известковые утесы и осколы навалены другъ на друга, какъ въ дни первобытнаго хаоса. Скудость и безплодіе везд, куда ни обращается взглядъ вашъ.
Даже Наполеонъ I, по разсказамъ мстныхъ жителей, обратилъ вниманіе на этотъ однообразный срый цвтъ черногорскихъ горъ и общалъ черногорцамъ «окрасить ихъ срыя скалы въ красный цвтъ черногорскою кровью».
«И однако наши горы все такія же срыя, а Наполеона и слда тутъ не осталось», — съ патріотическою гордостью прибавляютъ черногорцы.
«Нгоши» прячутся среди этой безотрадной каменоломни, въ широкой котловин голыхъ срыхъ скалъ, всего въ получас пути отъ Крстаца.
Когда съдешь къ нимъ, они кажутся у самаго подножія Ловчина и Штировника.
Тутъ уже среди моря сухихъ камней попадаются изрдка не островки, а скоре маленькія лысинки темнокоричневой мягкой, какъ табакъ, земли, окруженныя каменною грядочкою, настоящіе цвточные горшки, въ которыхъ однако посяна не резеда и не розы, а прозаическая кукуруза и рожь, фасоль и картофель. Эти игрушечные огородики разсяны тамъ и сямъ, очевидно, на полянкахъ, въ пот лица очищенныхъ отъ камней, которыми почва даже и внутри начинена, какъ пирогъ горохомъ.