Слово о гордости

Талова Татьяна

– Чего ты ждешь? – спросил Фиох. – Вам пора убираться к себе, это был последний кристалл.

– Но... – я безвольно опустила руки, не в силах говорить.

– Видимо, это еще не все, – шепеляво пробормотал Крадауг.

Я почти не запомнила пути назад, потому что меня шатало и мутило, и потому что вел Фиох. Мы вернулись ночью, отсутствуя больше суток, и в лагере нас дожидались шахтеры. Там была еда, теплый костер и знакомые, привычные люди... Это счастье.

– Вы добыли нужный кристалл?

– Да, – вздохнула я,

указывая на меч. – Самый лучший.

И упала спать прямо возле костра, закутавшись в чей-то плащ, не обращая внимания на ночной холод. Заботливые шахтеры перенесли меня в палатку и заменили плащ на несколько одеял, и снилось мне вновь что-то невыразимо приятное...

К утру сон обрел четкость. Мне в лицо бил ветер, где-то совсем рядом горело солнце, наш Койне-Хенн поднимался ввысь, а ужас в моей душе постепенно сменялся ликованием...

Знакомое «Иди на голос» выдернуло меня из сна. Рядом сидел Крадауг, потирающий слезящиеся спросонья глаза.

– Что еще нужно сделать, чтобы Койне-Хенн взлетел? – первым делом спросила я мага.

Он молчал долго, очень долго, а потом поднялся, гаркнул страшно «Не знаю!» и вышел из палатки. Должно быть, он счел это невежливым... Нельзя на глазах у шахтеров кричать вслед магу, а потому я сначала отдала приказания – оставить шахты до следующего утра, но спустить вниз порядка тысячи камней. На все вопросы ответила коротко:

– Это часть долга.

Шахтеры решили, что маг водит с альвами дружбу, и раз кристаллы это часть долга, то не страшно – на следующий день добудем еще.

Мы отправились домой снова вдвоем – Крадауг все же не решился возвращаться без наследницы.

– Прости мою грубость, – слова дались с трудом.

– Не в этом дело, – покачал головой маг. – Я действительно не знаю, что еще нужно предпринять.

Я больше не говорила с ним. Не могла. Вернулась, радостно улыбаясь и показывая меч, вновь чувствуя себя вымотанной, избитой... Свалившимися тайнами, собственным бессилием, словами о нашей глупости из уст альвов и презрением Крадауга...

– Мне нужно поговорить с отцом, – сказала я Герке.

Маг, которого сначала вроде бы остановила Муира, нагнал меня уже в замке. И произнес то, что я так не хотела слышать. И таким голосом, обладателя которого я бы с удовольствием ударила...

– Скажи им правду.

Я остановилась, стиснула зубы, сжала кулаки, зажмурила глаза... Но все равно не смогла сдержаться и крикнула со всей скопившейся злостью:

– Не могу! Хватит говорить о правде, Проклятый! – мой голос разнесся по коридорам. – Хватит... Просто хватит. Разве ты не видишь, что я не выдержу этого? Разве не понимаешь, что меня убьют? Да я сама проткну себе сердце кинжалом за всю произнесенную мной ложь!.. Но только когда Койне-Хенн будет в безопасности.

Крадауг смотрел на меня серьезно, пристально, но его взгляд не действовал – я произнесла свое слово и не собиралась его менять.

Вместо этого я решила заставить его защищаться.

– Что ужасного сотворила твоя мать? – жестко спросила я. – Ведь страшные альвы восхищаются ею! Что она сделала?

– Как бы мне хотелось, – медленно проговорил маг низким напряженным голосом. – Как бы мне хотелось просто обнять тебя и сказать, что все получится, и не стоит так убиваться, не стоит искать себе оправдания, пользуясь моими тайнами... Как бы мне хотелось, чтобы хоть капля твоей гордости испарилась, позволяя... – он не договорил, махнул рукой и зашагал прочь.

– Позволяя что?

Мне ответил тонкий детский голосок:

– На твоей гордости стоит Койне-Хенн, но не только она существует в этом мире.

Я пронеслась мимо портретов и едва не забыла крикнуть «Здравствуй, отец!», распахивая двери. Ключ дрожал в моих руках, пальцы не слушались... Отец все так же смотрел вперед пустыми глазницами, кошка, оглушительно мурча, вспрыгнула на трон и улеглась на останках, вперив в меня взгляд немигающих желтых глаз. Отчего у этой твари глаза моего отца?!

– Брысь! – прошипела я. – Брысь, тварь!

В глазах темнело от усталости и бессильной ярости, сжигающей изнутри, каждый вдох, казалось, давался со скрежетом...

Пока я не поняла, что услышанный скрежет – это совсем другое...

Резко обернувшись, я сумела только сделать шаг к двери и упала на колени.

– Нет! – подняться вновь я не смогла. – Нет!..

Все это слишком сильно походило на кошмар, который непременно мне снился, только я заставила себя его забыть. Ключ медленно поворачивался в замке... Крадауг! Подлая мразь!

– Нет!..

Я склонилась, обхватив голову руками, мечтая оказаться совершенно в другом месте и чувствуя отравляющую духоту собственной трусости. Ключ со звоном упал. Я не задернула шторы... Дверь отворилась, и когда я подняла голову, в глазах зарябило от множества лиц. А я... на коленях... в слезах...

Заставляя тело двигаться, я поднялась на негнущиеся ноги, расправила плечи и высоко подняла голову. Я должна глядеть в глаза людям. Своим верным, честным людям...

– Сколько лет, Триста? – в звонкой, раскалывающей голову тишине, прозвучал вопрос Сахо. – Сколько лет все это продолжалось?

– Пять, – с хрипом отозвалась я, усилием воли возвращая голосу прежнюю твердость. – Пять лет лжи. Я знаю, что виновата, – руки непроизвольно сжимались в кулаки от таких слов. – Но не жалею! Нет, не жалею. И я готова к...

Я не могла произнести «смерть», но Сахо уже не ждал моих слов.

– Пять лет... – повторил он. – Целых пять лет...

– Скажи, что отец подсказал тебе перед смертью, как поступить, – прошептал Крадауг, невольно протягивая ко мне руку.

Я замотала головой, из последних сил сдерживая слезы. Я уже переполнена ими, но рыдать нельзя, нельзя...