Смерть ростовщика
Шрифт:
Казикалан задал тот же вопрос другому брату я, получив такой же ответ, обратился к истцу:
– У вас документ или свидетели?
– У меня свидетели, господин!
Казикалан передал служителю прошение и приказал:
– Выведи их и разберись! Если удастся, уладь миром, если нет – приведи их обратно. Решение вынесем согласно священному закону шариата.
– Хорошо, господин! – промолвил служитель с поклоном и сделал знак тяжущимся выйти за ним.
Когда все спустились с суфы, служитель
– Ваше дело отложено до субботы. Вам дается целый день на обдумывание. Если примиритесь, выдам вам бумагу о прекращении дела. Если нет – в субботу опять явитесь к господину защитнику шариата. А теперь платите мне за труды!
Бай вынул пять тенег и протянул их служителю.
– Этого мало! – сказал тот. – Сегодня, завтра да суббота – это три дня. По пять тенег за день – это будет пятнадцать тенег!
– Ну, теперь очередь за вами, – сказал служитель, обращаясь к братьям Абдунаби.
Староста открыл кошелек, чтобы заплатить за них.
– Хватит ему с нас и пяти тенег! – сказал вполголоса один из братьев старосте.
– Почему? – удивился тот. – Разве не знаете государственного порядка? Пока тяжба не разрешится, обе стороны несут расходы поровну, а когда тяжба окончится, казий решит, кому оплачивать все эти расходы. – Он вытащил из кошелька двенадцать тенег и вручил их служителю казикалана.
– Удовлетворите и старосту, – сказал тот, взглянув на ответчиков.
– Хватит того, что вас удовлетворили, а мы уж как-нибудь договоримся друг с другом! – возразил староста.
После этого все разошлись.
Я сожалел, что тяжба не была решена сегодня, мне очень хотелось узнать, чем кончится дело.
«Сумею ли я прийти к разбирательству в субботу – ведь это как раз день занятий?» – подумал я. Мне предстояло в субботу прослушать шесть лекций, причем все в разных, отдаленных друг от друга местах. Правда, в субботу я должен был заниматься у казикалана – урок был назначен на одиннадцать часов. Но было неизвестно, совпадет ли он с разбором дела по времени.
* * *
В субботу я бегал как угорелый из одного медресе в другое. Не терпелось поскорее кончить все лекции, чтобы пораньше попасть в канцелярию казия. Разумеется, как бы я ни торопился, я не мог изменить ни очередности, ни продолжительности занятий. И все же я торопился, мчался в надежде на то, что, может, увижу, как выступят подкупные лжесвидетели.
Едва закончилась последняя лекция, я чуть ли не бегом пустился в путь и явился за пятнадцать минут до начала занятий у казия. Внутренняя и наружная части судебного помещения были заполнены приглашенными на суд, но тех, кто меня интересовал, не было видно.
Огорченный, я уселся у двери рядом с моими товарищами, так же, как
Постепенно собрались все мои однокашники. Группа слушателей, занимавшихся у казикалана до нас, уже вышла. Мы разместились в просторной канцелярии, – занятия с учащимися медресе проводились в ней. Ученики образовали круг, подобно маддахам – проповедникам и рассказчикам священных историй, какой образуется обычно вокруг маддахов, когда они рассказывают свои истории о святых. Рассевшись один за другим от передней стены комнаты до самых дверей, ученики образовали круг.
Я пришел к казикалану раньше других и успел занять место против окна, у которого сидел казикалан. Обычно эти места доставались плечистым здоровякам, которые становились у входных дверей и не давали пройти вперед таким, как я. Сами они старались усесться как можно ближе к казикалану, чтобы быть у него на глазах.
В перерыве между занятиями с двумя группами казикалан успевал разобрать несколько тяжб. И сейчас, используя время до начала занятий с нами, он опрашивал тяжущихся, которые находились при этом снаружи, на террасе.
Когда закончилось разбирательство того дела, которое начало слушаться до моего прихода, на циновку уселась другая группа тяжущихся. Затем их сменила третья группа лиц.
Ими оказались те, кого я ждал, – бай и его ответчики.
Я весь обратился в слух, не сводя с них глаз.
Казий взял из рук служителя прошение бая, снова задал те же вопросы, что и два дня назад, и выслушал те же ответы. Когда он спросил, есть ли у бая подтверждающий его иск документ или свидетели, тот ответил, что у него есть свидетели.
– Представьте своих свидетелей! – велел казий.
Бай подал знак привезенным мной из Розмоза «свидетелям», стоявшим за его спиной. Те уселись на циновку рядом с баем.
– О-о, да это давно знакомые мне честные мусульмане, верные и безупречные, всегда говорящие одну правду, – пробормотал себе под нос казикалан.
Услышав слова казикалана, я подумал: «Видно, он их знает и понял, что эти люди подкуплены». И у меня появилась надежда, что казикалан, выслушав их, обвинит в даче ложных показаний, скажет, что они подкуплены, и, отвергнув их свидетельство, прикажет даже заключить в тюрьму.
– Знаете ли вы, как положено по шариату давать свидетельские показания? – спросил казикалан свидетелей.
– Знаем, господин, знаем! – в один голос ответили курносый Халик-ишан и горбоносый Разык-халифа.
– Давать свидетельские показания может только правоверный мусульманин. Вам известны основные религиозные предписания?
– Известны, господин, известны!
– Известна ли вам глава Корана о гибели за веру и знаете ли вы на память двадцать одно обязательное правило?