Снохождение

mso

Вздохнула несколько раз, захотела встать. И вроде всё ничего, но вдруг стошнило, причём сильно так стошнило, по-серьёзному; совершенно непонятно отчего. Она так и надолго застыла, ощущая своё дурное и жалкое положение.

«От страха?», — с глубоким стыдом подумала Миланэ, утёршись ладонью.

Убрать надо, немедленно, да нечем ведь.

Миланэ утёрлась расшитым платком, который всегда таскала в сумке, вытерла им ладонь. Медленно собралась и вышла из комнаты.

А тут как шла старая Манзанни, давнейшая светская служительница Сидны. Множество таких уборщиц-прислужниц Сидны попросту безымянны для Ашаи — их имён они не помнят. Но Манзанни знали все. Да и она за многие годы тоже многое узнала, даром что лишь прислужница-уборщица из глухого хустрианского посёлка.

— Добрыдень, сьятльная. Всё? — отмашкой указала на комнату.

Миланэ ничего не ответила, а прислонилась к стене. Потом взялась рукой за красный шнур на двери, просто чтобы руки чем-то занять, но Манзанни восприняла это как согласие с тем, что уже «всё».

— Там… это… не надо заходить, я сама… сейчас…

Опытнейшая Манзанни сразу всё поняла.

— Ничего, ничего. Случается, не волнуйся, у вас бывает. Всё видела, всё знаю. Я позабочусь, ты иди. Иди.

Миланэ кивнула и, не попрощавшись, ушла; проводив её взглядом, старая львица вошла вовнутрь комнаты.

Она действительно поняла, о чем речь: уже не один десяток раз за свою жизнь сталкивалась с тем, что именно в комнатах Аумлана учениц почему-то сташнивает. Сначала, в молодости, она полагала, что они там нечто принимают втихомолку, и удивлялась: зачем такие шалости? Ведь Ашаи может принимать любой наркотик среди своих сестёр, если посчитает нужным. Но следов или запаха, которые должны оставаться после подобных излишеств, Манзанни ни разу не обнаружила. Тем более, что сталлы и дисциплары (а это практически всегда были сталлы и дисциплары, и только однажды — молодая сестра) ничего особого с собой не приносили, да и не выносили тоже. Потому поняла она, что дело здесь деликатнее; зная на своём обывательском уровне, что в Аумлан-стау ученицы и сестры приходят, как правило, «видеть Ваала во сне», она приняла для себя объяснение, что Ваал подобным образом наказывает, как суровый отец, в чём-то провинившихся Ашаи.

— За дело видать, за дело, — негромко посетовала Манзанни и принялась убирать.

Он же дух Сунгов: раз его можно видеть, то и он — видит.

Миланэ казалось, что она очень долго идёт домой, всё вокруг мерещилось каким-то ненастоящим, словно поддельным, игрушечным. Дело катилось то ли к вечеру, то ли к ночи: в сырости-мороси было не разобрать. Жутко, до невозможности хотелось что-то съесть, что угодно.

Дома её ждала Арасси, ибо по причине дождя она так и не успела доделать сегодняшние дела.

— Как день? Повидалась с Таем?

Миланэ показалось, что Арасси говорит на каком-то странном языке, забавном и незнакомом:

— Прости, пошто гворишь?

— С Таем-то как? — потребовала ответа Арасси, опершись рукой о подоконник.

— У нас есть поесть? Еда? Что поесть у нас есть?

— Есть… — нахмурилась подруга, потом приглянулась: — Милани, что с тобой?

— Вадай доедим? Есть чоху.

— Миланэ, что с тобой?! — тут же обеспокоилась Арасси и подбежала.

— Я тебя люблю, А… А…

Миланэ вдруг забыла, как зовут подругу. Напрочь. Первый звук помнила, а остальные — унесло…

Долгим будет пересказ, если описать все действия Арасси: она и охала, и ахала, и с дотошностью, по всем правилам, обследовала её, даже раздев донага, искала укусы насекомых и змей, заглядывала в рот, принюхивалась к шерсти. Наконец, Арасси пришла к выводу, что Миланэ вдыхала дым арры, хотя никакого запаха от неё не исходило. Тем не менее, её поведение явно было странным, арра же одна из немногих наркотических трав, которая не расширяет и не сужает зрачки, а они у Миланэ оказались вполне нормальны.

Утром Миланэ, хорошо помня всё вчерашнее, удачно объяснилась перед Арасси тем, будто бы вчера нечаянно приняла немного нарали, сделанного неопытной ученицей, тем самым подтвердив очевидную, но неверную догадку подруги о том, что всё дело — в веществах. Также она, сама не зная почему, вдохновенно наврала о том, как встретилась с Таем и как они замечательно-окончательно расстались.

Выдуманный рассказ понравился Арасси.

— Все вы — каждая из вас — доказали, что можете стать Ашаи-Китрах. Теперь вы уже не сталлы, не маленькие ученицы, вы — полноценные дисциплары, доказавшие себе, сестринству, Сунгам и Ваалу то, что вам назначен этот путь служения. Это налагает многие привилегии; но многие обязательства ждут того, что вы будете выполнять их и верно следовать им. Верно! — ещё раз повторила Ваалу-Хильзари. — Так, сейчас я попрошу кого-нибудь назвать все привилегии, которые наличествуют у совершеннолетних учениц и сестёр нашего сестринства. Майни, назови ты, прошу.

«Это невозможно завалить», — подумала Миланэ, пошевелив пальцами вместе сжатых ладоней. — «Да-да, это первое, что меня спросили на Совершеннолетии. Как теперь помню».

— Привилегия неприкосновенности, привилегия доверия, привилегия входа, привилегия обращения, привилегия преимущества, привилегия заверения, привилегия приюта, привилегия собственности, — протараторила Майна, совершенно не задумываясь, точнее, уже Ваалу-Майна, дисциплара Сидны семнадцати лет от роду. Достижение в жизни, как ни крути, и она восседала с горделивым, сияющим видом.

— Отлично, — Ваалу-Хильзари равнодушно махнула рукой, не ожидая ничего другого. — Вот, все мы слышали: привилегия заверения. Но она — не только привилегия, она — глубочайшее обязательство Ашаи. Об этом обязательстве, одном из самых важных, мы сегодня поговорим всерьёз, по-настоящему. Ранее вы не могли знать, пройдете ли Совершеннолетие, и наставницы не знали тем более, а потому вас ничему этому не обучали; но теперь, когда ваши стампы уже с вами, каждая получила пласис и кольцо — теперь иное дело. Теперь вы — в ответе перед собой, Ваалом и Сунгами за всё, что делаете. И не делаете. Ашаи не может позволить себе мысли о том, что она не на виду, что никому нет дела до неё, что она — в стороне, что — вне общества. Такая Ашаи не нужна духу Сунгов.

Миланэ сидит в сторонке, в дальнем уголке аудитории, на высокой, а потому неудобной скамейке.

Здесь около тридцати учениц-сталл, которые только-только прошли Совершеннолетие; для одного урока такое количество учениц — очень много. Есть здесь и те самые, с которыми Миланэ ехала по возвращении в Сидну; взглядом она искала их подругу, у которой были проблемы с игнимарой, но найти не смогла.

«Не прошла, видать».

Но её подруги вовсе не выглядели печальными, совсем напротив. Ну ещё бы, их можно понять. Всё позади.