Соучастник
Шрифт:
Даев сидел наверху, на скамеечке. Высунув кончик языка, он что-то старательно вырезал ножом на палке. Увидел Косырева, отложил работу, встал, Косырев, чтобы сразу наладить контакт, помахал рукой:
— Здравствуйте, Петр Лаврентьевич.
— Добро пожаловать, Валерий Андреевич. Вот черт — прошлый раз вы заезжали, а меня не было.
Они пожали друг другу руки, и Косырев отметил, что рука у Даева цепкая и сильная, как клещи.
— Сахар на пристань привезли, песок, а у нас это — событие. Всем он нужен, все его берут, тут ягода сейчас в тайге, самый сбор.
— Петр Лаврентьевич, я ненадолго. Догадались, что это я был?
— Конечно, догадался.
— Дом открытым не боитесь оставлять?
— А от кого беречься? И что беречь? Присядьте, не стойте.
— Спасибо. А может, это не я заходил?
Даев посмотрел исподлобья:
— Валерий Андреевич, милый вы мой. Сразу видно, что вы у нас недавно. Тут река, кто давно здесь живет, тому все, что ни случится, известно, Я ведь еще и вернуться с пристани не успел, как услышал, что разговорец о вас идет. Катер ваш своим мотором все рассказал. Мотор этот здесь знают и поняли — милиция едет. Куда? И это тоже все слышали. На Зеленый Стан, потом к Даеву, оттуда уж на лесосклад. Ну, а следы на тропинке — их любой заметит.
Косырев сейчас незаметно наблюдал за Даевым. Майору казалось, что в бакенщике есть что-то, таящееся за приветливой улыбкой, за этим простецким, свойским разговором. Улыбка скрывала что-то глубоко спрятанное, какую-то внутреннюю жизнь, которую Даев тщательно охранял. Так, будто бакенщик боялся, что кто-то о ней случайно узнает — в том числе и он, Косырев. Да, кстати, интересно, почему все-таки Даев стал бакенщиком? Подумав об этом, Косырев спросил:
— Не скучно вам здесь, Петр Лаврентьевич?
Даев легко положил недоделанную палку на колени. С любопытством посмотрел на Косырева.
— Почему это мне должно быть здесь скучно? Нормально я живу, не скучаю.
— И все-таки — все время один.
— Где ж один. Это только кажется, что один. Кругом соседи.
— Да и работа однообразная, по-моему?
— Работа как работа. Я к ней уже привык. Справляюсь вроде бы хорошо. Начальство до сих пор не жаловалось.
— А раньше где работали?
Вопрос этот прозвучал несколько назойливо. Да и потом, он, Косырев, знал, где Даев работал раньше, и Даеву это, конечно, было известно.
— Раньше...— Даев вздохнул, улыбнулся.— Раньше я работал на лесоповале. Но то давно было, во времена молодости.
— Хороший день,— сказал Косырев, чтобы перевести разговор.
— А еще раньше...— Даев усмехнулся.— Ёще раньше я войсковую службу нес. На лесоповал-то я приехал как раз после демобилизации.
Здесь Косыреву показалось, что в глазах Даева вдруг мелькнуло беспокойство. Даев хотел было снова взяться за палку, но Косырев спросил:
— Где служили? Не во флоте случайно?
— Почему во флоте? — Даев усмехнулся,
— Ну, к воде потянуло?
— Да нет, Валерий Андреевич, во флоте я не служил. Отслужил я три года в войсках связи.
— Значит, у вас тут незаметно не появишься?
Даев ответил теперь уже серьезно:
— Незаметно везде нетрудно появиться, Валерий Андреевич. Кому надо, кто очень захочет, тот появится. Например, тумана можно дождаться, пойти на веслах, с выключенным мотором. Или, если сноровка есть, потащить катер волоком. А вниз — сплавиться по течению.
— Я как раз на эту тему. Как вы заметили катер с Гусевым?
Даев почесал в затылке, стряхнул с колен стружки.
— Ну, сначала услышал: моторка вроде вниз по реке от Колпина острова идет. Чужая. Потом мотор заглох. С чего бы это, думаю. Я к окошку. Смотрю: человече в катере сидит. Спускается этот человече вниз по течению.
— Если можно, расскажите поподробней.
— Пожалуйста. Гляжу вдруг: повернул к левому берегу. Ползет вдоль него. Любопытно стало, зачем это он заглушил мотор. Зачем жмется к левой стороне. Вышел, тихонько за стволами пошел за ним. На зрение пока не жалуюсь, понимаю — тот самый человек, фото которого мне дал Геннадий Иванович. Я назад, к телефону. Геннадий Иванович был на месте, спасибо, говорит, сейчас высылаем наряд. Вы же попробуйте сделать что-нибудь своими силами.
— Петр Лаврентьевич, с Охотоморском вы связались сразу?
— В смысле?
— Может быть, была занята линия?
— А как же. Конечно, была занята. Кажется, я только с третьей попытки пробился. У нас же тут коммутатор.
— Слушаю дальше, Петр Лаврентьевич.
— Вышел, смотрю — этот человек, то есть Гусев, моторчик свой врубил. И заворачивает круто на Зеленый Стан. Я скорей назад, звоню Уланову. У Николая, думаю, берданка, он вполне мог бы его придержать. Коля мне:- лады, Лаврентьич, сейчас попробую. Я тоже свое ружьецо прихватил, трехстволку, а моторка с Гусевым уже мимо меня назад идет, вверх, к Колпину. Пока я катер навострил, пока отчаливал — ее и след простыл. Все-таки я вышел на фарватер, приблизился к острову, поискал по берегам — ничего нет. В это время как раз ваши прилетели на вертолете.
— Как вы думаете, что нужно было Гусеву именно там, в Зеленом Стане?
— Что-нибудь попроще спросите, Валерий Андреевич. Что-то, наверное, нужно было, но что, не знаю.
— Спугнул его, наверное, Уланов?
— Вряд ли. Николай не такой дурак, чтобы открыто лезть с пригорка. Мне Коля сам потом говорил: спускался я тихо, не возьму в голову, почему тот вдруг на - моторку вскочил,— Даев просительно сморщился: — Валерий Андреевич, может, зайдем все-таки в дом?
— Спасибо, Петр Лаврентьевич. В другой раз. Сейчас спешу.
— Ну вот, вечная спешка. Но в другой раз не отвертитесь. Хорошо, Валерий Андреевич? Договорились?
— Договорились, Петр Лаврентьевич.
— Думаете, мне самому не обидно, что этот Гусев тогда ушел? Ведь получается, что моя вина тоже здесь какая-то есть. Я уж и так колебался, что лучше? Стоило ли мне тогда сразу бежать к телефону и звонить Геннадию Ивановичу?
Они пошли к обрыву. Перед самой лестницей Даев остановился.
— Может, надо было сначала самому сесть в моторку? С ружьецом? И попробовать его прихватить?