Соучастник
Шрифт:
— Рассыпалось все. Ничего страшного. Я бросила на ходу. Как поняла, что это вы!
Она стала собирать ягоды.
— Вы — поняли? А как это вы поняли?
Наташа накатила на ладонь очередную порцию ягод, улыбнулась:
— Ну что вы, это же очень просто. По звуку мотора. Я еще в лесу, когда ягоды собирала, догадалась, что это вы.
— А вдруг не я? Ведь таких моторов много?
Наташа встряхнула корзинку:
— Что вы. Они же все разные. И потом, я ведь этот мотор раньше слышала.
— А-а,— протянул Косырев. Так, будто для него безошибочно узнавать каждый мотор по слуху
— Ну вот и все. Полная.— Наташа приставила корзинку к стене и посмотрела на Косырева, будто спрашивая: я еще нужна? Что же ей сейчас сказать, подумал он. От стоящей рядом большой сосны, вниз, к ближнему, прижатому к основанию пригорка срубу тянулся телефонный провод. Косырев посмотрел на него, спросил:
— Там что, и аппарат есть?
Ему показалось, что Наташа думает сейчас о чем-то своем. По крайней мере, она смотрела на реку. Вот кивнула и ответила:
— Нет.
Наташа осторожно сняла прилипшую к виску паутинку. Подняла руку —и пустила шерстистую серебряную нитку по воздуху,
— Аппарат ставят только на сезон. А потом снимают.
— У него свой номер, конечно?
— Нет, номер общий. Получается, что у нас на два месяца спаренный телефон.
— Значит, летом у вас тут веселей, когда лесорубы приезжают?
—- Да... Ребята вечерами собираются, играют на гитаре. Мы к ним ходим. Правда, в этом году лесу дали отдохнуть — заезда лесорубов не было.
Она улыбнулась так, будто знала что-то только ей известное и не хотела с ним этим знанием делиться.
—- Вы часто бываете в Охотоморске?
Наташа нахмурилась.
— Бываем, но не часто. Когда Колю вызывают в райисполком или в отдел лесоустройства.
— Вы ездите с ним?
Она с удивлением посмотрела на Косырева:
— Конечно. Интересно — с кем это я еще могу поехать?
— Может быть, иногда одна?
Косырев вдруг понял: ему сейчас важны совсем не ее ответь!, а именно ее отношение к нему. Наташа улыбнулась — в этой улыбке ощущалось и сожаление, и в то же время что-то вроде гордости.
— Коля меня никогда не отпустит одну. И здесь одну не оставит.
— Никогда?
Она смешно выпятила нижнюю губу:
— Ммм. Никогда в жизни. Боится. Я ему говорю: я же здесь до твоего приезда все равно одна жила. А он: ну, это так получилось, то — другое дело.
Отвернулась, закинула голову. Сказала, щурясь:
— Да, хороший день. Хотя, чего он боится, не понимаю. Здесь могут быть только свои, и потом, Варяг же со мной. Петр Лаврентьевич недалеко. Всегда позвонит, спросит — как ты, что,
— У вас с ним хорошие отношения?
— Он часто к нам в гости приезжает. И мы к нему.
— Наташа. Я... должен буду сюда еще приехать. И еще раз поговорить с вами...
Косырев обернулся и оказался лицом к лицу с Николаем Улановым. Тот стоял молча, почти вплотную, и Косырев видел, что на этот раз в глазах у Уланова не только неприязнь к нему, но и прямая угроза. Уланов посмотрел на Наташу. Она кивнула, дернула поводок и пошла вместе с Варягом к дому. Косырев почувствовал раздражение, но постарался сдержать себя.
— Николай Дементьевич, я хочу еще раз восстановить все детали... Как вы первый раз заметили моторку с человеком, которого мы разыскиваем? Гусевым?
Уланов сказал нехотя:
— Очень просто. Услышал звук мотора на реке, выглянул в окно. И увидел, что вниз по реке идет моторка, незнакомая, человек в ней чужой. Ну, я тут вспомни... что Геннадий Иванович говорил... Спустился тихо с тыльной стороны, взял с собой бинокль на всякий случай. Встал за ближним срубом, посмотрел в бинокль — как будто тот самый человек, которого милиция ищет. Я наверх, к телефону. Вдруг звонок — Даев. Слушай, кричит, Колюнь, тут подозрительная моторка только что прошла. Я уже сообщил Рузаеву в Охотоморск, сейчас милиция здесь будет. А неизвестный вроде к твоему причалу курс держит. Понял, говорю, Лаврентьич, я его уже видел. А он мне: знаешь, Коль, бери тихо берданку и спускайся вниз, попробуй его взять.
Уланов прищурился, будто сосредоточиваясь.
— Я, честно говоря, и сам хотел так сделать. Хорошо, говорю, Лаврентьич, лады. Взял ружье, только смотрю в окно, этот Гусь швартов назад отматывает. Я выскочил, пока добежал до спуска, он уже на полном ходу развернулся и... вверх по Усть-Ине. Я ему: стой! Выстрелил пару раз в воздух, но его и след простыл.
«Выстрелы дал предупредительные»,—подумал Косырев.
— Николай Дементьевич, ну, а вы можете объяснить, почему Гусь направился именно сюда?
Интересный у него взгляд, мелькнуло у Косырева. Даже когда отводит глаза в сторону, кажется, что он следит за тобой,
— Понятия не имею. Мало ли что... Нет. Не знаю.
— Да, кстати — когда это точно было?
— Как будто сами не знаете. Пожалуйста, скажу точно. Двадцать первого июля.
— Еще одно. Вы уверены, что спустились с пригорка незаметно?
Уланов усмехнулся — как показалось Косыреву, отлично осознав смысл вопроса.
— Уверен.
Все, что сказал сейчас Уланов, все до последнего слова выглядит абсолютно правдоподобно. И в то же время именно такое объяснение, вот такое, правдоподобное до мелочей, именно оно как раз порой вызывает подозрение. Косыреву показалось, что в рассказе Николая ощущается подтекст. Но какой? Надо все-таки проверить, чем и как Уланов добирался сюда в те пять Дней, между десятым и пятнадцатым марта. Спросить об этом Уланова сейчас? Так, мол, и так, что вы делали между десятым и пятнадцатым марта? Нет. Если Уланов к ограблению не причастен, это ничего не даст. Если же Уланов как-то все-таки связан с преступниками — этим вопросом он его только насторожит.
Уланов насмешливо скривился:
— Что еще рассказать, Валерий Андреевич?
Да, тоном и манерой говорить Уланов сейчас явно напрашивается на резкость. В любом случае он, Косырев, должен держать себя в руках.
— Пока все, Николай Дементьевич. Но у меня еще могут возникнуть вопросы, так что я целиком рассчитываю на вашу помощь» Хорошо?
— Хорошо. И я рассчитываю на вашу помощь.
Наверное, около минуты Уланов молчал, разглядывая реку. Повернулся:
— Знаете что. Пожалуйста, я вас очень прошу. Оставьте мою сестру в покое.