Спелый дождь
Шрифт:
Колонны мёртвых по ночам.
Хоругви вьюг метут косые,
Переливаются, шуршат,
Бинтуя в путь
Стопы босые
Лишённых жизни малышат.
Бесчеловечно. Стынь пустынь.
Энтузиазм умалишённых
Натаскивает капюшоны
На церкви, пашни, на кресты.
Меж тунеядцев и стиляг,
Мстя городам,
Диктуя избам,
Между вождизмом и рабизмом
Век движется на костылях,
Раскачиваясь, как сосуд,
Расплескивая сладость яда.
Кто там припомнил Божий суд?
Не надо, Родина.
Не надо.
ЧЁРНАЯ ЛАМПАДА
Из позабытого былого
И скорбь светла,
И боль легка.
И мысль, и праведное слово
Доходят лишь через века.
Ни мира нет в тебе,
Ни лада.
Казнишь и славишь на бегу,
Россия -
Чёрная лампада
На вечно каторжном снегу.
ТРЕТИЙ АНГЕЛ
Разгул. Животность.
Ересь-речь.
Народ и есть народ,
Не боле:
То табунами
Церкви жечь,
То бандами на богомолье.
114
Вновь третий ангел пред лицом
Ждёт, когда дождь падет свинцом
И все затмит-зальёт:
И проклянут отцы сынов,
Сыны пойдут против отцов
Сквозь красный гололёд!
Река из слёз,
Из крови брод...
Мне стыдно за такой народ!
За перекошенную внешность,
За нищедольные края.
Моя Россия -
Ум и нежность.
Бандитски-рабья - не моя!
* * *
Отчизны мрачные черты:
Сокрытость,
Злоба человечья.
Незримые свистят кнуты,
Переувеченных увеча.
Калеча явь,
Вторгаясь в сны,
Звенят, грозят стальные путы.
Влачат гиганты кладь страны.
Сидят на козлах лилипуты.
Ошеломлённые, с трудом
Живём, в невежестве и в шоке.
Пока рядились строить дом,
Кузнец сковал к нему решётки.
* * *
Вечно борьба или бой -
Ради калечных оваций.
Тяжко нам, русским, с собой
Наедине оставаться.
Тысячу лет я в пути.
Тысячу лет - все знакомо!
Тысячу лет не уйти
Из сумасшедшего дома:
Бесятся, рушат, творя,
Курточки, форменки, шубки...
Вытекший глаз фонаря.
Жутки
Российские
Шутки.
ТОЛПА
Во многоглазом тулове
Нет Бога.
Она всегда
115
За божеской межой:
Двулика. Самоедна и убога.
И каждый самому себе - чужой.
В кликушестве сильна.
В добре нема.
Над разумом владычествует тьма.
* * *
Память, память...
Стар я, болен?
Как я нынче одинок!
Тянет сердце возвратиться
В мир иллюзий на денёк.
Нет, не плачу я, не плачу...
Это там, в груди, в глуши
Одиноко стонет кляча
Дико загнанной души.
* * *
Я знал тебя, Россия,
Всякой, разной:
Полубезумной - в пятилетках казней,
Под карлика, ублюдочного хана
Ложащеюся мстительно и пьяно,
Этапной,
Атакующей в бою!
И задыхаясь,
Говорю упрямо:
Всё вижу, светлая,
Всё помню, мама,
Кладя ладонь
На голову твою.
РОССИЯ - ЭТО МЫ
Гляди, душа -
В снежинках млечных лица.
Они во сне
Врачуют сны людей:
Богатым - рай,
Голодным - пища снится,
Толпе - волхвы,
Ущербным - блуд идей...
Такие мысли
На странице белой.
Пока пуста -
Ни света в ней, ни тьмы.
Убийц к ответу звать -
Пустое дело.
Все в нас самих.
Россия - это мы.
(Из сборника «Обугленные веком»).
116
НЕ СОЖЖЕНА СВЕЧА...
Тот, кому «повезло»
быть солдатом в сорок
первом, остаётся им на-
вечно, даже если ему было
тогда десять лет. Тем бо-
лее - если десять, а выбор
сделан без присяги.
Напомним, что Михаил
и сам был из семьи воен-
ных, где высоко ценилось
и воспитывалось чувство
патриотизма и долга. Его
деды разошлись разными
дорожками - но все счита-
ли, что сражаются за Родину и свободу. Отец был военным инженером,
испытателем танков на 183-м танковом заводе в Харькове (ныне завод
имени Малышева). В конце тридцатых арестовали... Через год отпустили.
Мише было семь лет, но он был потрясён и запомнил, как ночью отец,
держа в руках большевистский партбилет, пил и плакал (странное пове-
дение для военспеца и коммуниста!). А вскоре отец умер от скоротечного
распада легких. Его хоронил весь завод.
Михаила сызмальства учили брать на себя ответственность. Не слу-
чайно в сорок втором бабушка посылала 11-летнего внука выводить из
Харьковского «котла» советских солдат, хотя не могла не понимать, чем
рисковала.
С тех пор и навсегда Сопин остался защитником человека в погонах
– того, кто умирает по приказу. Ему нравились люди мужественные, с ак-
тивной жизненной позицией. В Перми казался прекрасным романтиче-