Срезающий время
Шрифт:
— Дайте угадаю, он справлялся о здоровье девочки?
— Вполне возможно, но срок, как только что говорили Вы, вышел.
— Из всех знакомых, — с улыбкой объявил я, — Вы самый неправильный граф. Какое приданное будет за Полиной?
Граф внимательно заглянул мне прямо в глаза и, не отрывая взгляда, проговорил три слова:
— Имя её родителей.
— Заманчивое предложение, — произнёс я, выставив перед собой ладони, и покачивая их, словно чаши весов. — С одной стороны документ на триста тысяч, а с другой смазливая девица с непонятной родословной. Двести фунтов золота и всего одна… Мне надо подумать.
— Конечно, мой дорогой, — почти мурлыкая, любезно проговорил граф, — конечно подумайте. И да, смазливая девица всё же виконтесса на сей момент. Приятных сновидений.
(разговор, который я не мог слышать)
— Ты всё слышал, брат, — сказал граф, когда из-за отодвинутой в сторону картины якобы Артура II вышел тощий священник.
— Не понравился мне этот русский, — сказал Жюль, садясь ещё на тёплый стул. — Но мне кажется, наживку он заглотил.
— Ещё как заглотил. Поверь моему опыту, он авантюрист и самый настоящий выжига. Но ничего, как крючок воткнётся в губу, никуда он не денется. Полина сделает всё, что я прикажу.
— А тебе не жалко Полину? Я же видел, как ты любил её в детстве. Девочка ни в чём не виновата, к тому же ты воспитывал её как свою дочь столько лет. Неужели ни капли сожаления?
В беседе двух братьев воцарилась грозная пауза, но неожиданно она прервалась тихим блеющим смешком, настолько неуместным в тот момент, что задавший достаточно серьёзный вопрос священник не поверил собственным ушам. Граф смеялся, прикрыв глаза ладонью, бессильно откинувшись на спинку кресла.
— Мне жалко лишь самого себя, — внезапно прекратив смех, ответил граф. — Жалко когда я поверил в золотые горы этого пройдохи Жёне и дал денег на дорогу и его прожекты. И любил её больше ты. Вспомни, как ты подтирал метрику и, записывая, поставил кляксу, а потом сказал, что сам Бог оставил росчерк. Впрочем, если всё выгорит, то Эдмон-Шарль не соврал.
— Получается, что так. Кстати, а кого ты наметил в таинственных родителей. Жёне же не глупец, и не раскрыл бы свою тайну. Поди, пытался узнать, а?
Граф отмахнулся от священника, мол, нечего такие пустые вопросы задавать и нехотя произнёс:
— Придумаю что-нибудь. Надо будет разузнать, кто сейчас пользуется влиянием при дворе русского императора. Александра расспрошу, пока он не уехал, хоть какой-то толк будет. Совсем от рук отбился.
Жюль взглянул на бронзовый подсвечник, любуясь огоньком свечи, и тихим голосом произнёс:
— Мне отчего-то кажется, что в этот раз тебе не удастся выйти сухим из воды.
— Поясни.
— Ты помнишь его рекомендательные письма, — продолжал говорить Жюль, — вернее одно из них, от губернатора округа Олбани. Клинтон, кажется. А теперь вспомни, где поселился Жёне, и на чьей дочери он женился. И после этого ты будешь утверждать, что русский не встречался с Эдмоном?
Граф некультурно высказался, а священник продолжал:
— Теперь вспомни, о чём спрашивала Полина у гостя за столом?
— Холодно ей было… В зале действительно страшный холод. Я раньше не замечал, а сейчас без войлочных стелек никуда.
— Она спрашивала про шахматы, — перебил брата Жюль. — Здесь, в замке, лишь два человека были увлечены этой замечательной игрой, а теперь появился и третий.
— Обожди, я помню, как ты играл в эти фигуры с Жёне, — произнёс граф.
— И ни разу не одержал победы, — с ноткой сожаления в голосе сказал священник. — А здесь на сто лье вокруг никто мне не соперник. Как ты думаешь, хороший фехтовальщик захочет оценить мастерство собрата по оружию, если тот прибыл с другого конца света?
— А я-то думал, что это мы водим русского за нос.
— Никогда не переоценивай свой гений. Это тебе не Шарлотта Корде, которую ты ловко науськал. Все его поступки говорят о том, что он слишком подготовлен, и пара предъявленных векселей далеко не последнее, что он может достать из рукава. Я бы удавил его этой ночью, но боюсь, что действует он не в одиночку.
— В Креане чужаков нет, мне бы доложили. Пусть только выедет из замка. Красных колпаков на дорогах развелось, аж жуть берёт. Они-то и прирежут его по-тихому. Надеюсь, наш Гийом не разучился держать клинок?
— А ты подстрахуй.
— Жуль, ты предлагаешь мне самому устроить засаду на дороге?
— Тебе не в первой, — произнёс священник, противно улыбнувшись.
— Улыбочка у тебя, брат, — сама смерть испугается. Ладно, так и решим, тряхну стариной. Как только он подпишет вексель, и нотариус завизирует подпись — русский труп.
— И ты отправишь кальвадос с вином, как и обещал. Чтобы никто ничего не заподозрил, он доедет до портового склада в Кале. Не спорь, брат, так надо. Эдмон, а я думаю, всё идёт от него, возможно, захочет учинить дознание. Зачем ему упрощать жизнь? А потом уж подключим Макрона. Пусть отрабатывает свои хитрости или с божьей милостью бочки кто-нибудь купит.
Свет луны уже добрался до лестницы, ведущей к невысокому подиуму, на котором стояла кровать, и облил блеском статую, однако укрытые ковровой дорожкой ступеньки ещё были темны, и кошка, кравшаяся по ним наверх, оставалась лишь тенью с невидимыми полосками и милой мордочкой, которая выглядывала как отдельное от неё пятнышко белизны. Она беззвучно прошла по полу спальни, помедлила, касаясь шерстяного ворса, и смело ступила, двигаясь так целеустремлённо, что все мышцы её тела напряглись. Подойдя к кровати, она поднялась на задние лапы, чтобы проверить, как ловчее запрыгнуть и не повредить атлас одеяла, похлопав передней лапой по краю. Кошка присела, сжалась и запрыгнула.
От неожиданности я открыл глаза и, увидев гостью, нажал на кнопку, стоящего на предметном столике фонаря. За окном были именно те минуты ночи, когда воздух кажется невидимым и светильник выхватывает своим лучом ворсистый, как после встряхнутого войлока столб, где волоски и пылинки клубятся и медленно оседают. Покоящаяся на пуховой перине простыня походила на неровный, изрытый ядрами ландшафт. Я закрыл глаза и чуть слышно сказал кошке:
— Уходи.
Однако та, чопорно озираясь, лишь мурлыкнула, притворившись, будто ничего не слышит, и прыгнула мне на грудь, чтобы тут же свернуться как ей удобно.