Стихи

Полонский Яков Петрович

3

Я помню час, когда вдали Вершин седые льды Румянцем вспыхнули и тень С холмов сошла в сады, Когда Метех [20] с своей скалой Стоял, как бы в дыму, И уходил сионский крест [21] В ночную полутьму. Она сидела на крыльце С поникшей головой, И, помню, кроткий взор ее Увлажен был слезой. О незабвенной старине Намек нескромный мой Смутил ее больной души Таинственный покой. И мне казалось, в этот миг Я у нее в глазах Прочел ту повесть — что прошла Тайком в ее мечтах: …………………………………………………

20

Замок и острог в Тифлисе.

21

Крест Сионского собора, самой большой церкви в Тифлисе.

4

Он

русским послан был царем, В Иран держал свой путь И на пути заехал к нам Душою отдохнуть. Желанный гость — он принят был Как друг моим отцом; Не в первый раз входил он к нам В гостеприимный дом; Но не был весел он в тени Развесистых чинар, Где на коврах не раз нам пел Заезжий сазандар; Где наше пенилось вино, Дымился наш кальян, И улыбалась жизнь гостям Сквозь радужный туман; И был задумчив он, когда, Как бы сквозь тихий сон, Пронизывался лунный свет На темный наш балкон; Его горячая душа, Его могучий ум Влачили всюду за собой Груз неотвязных дум. Напрасно север ледяной Рукоплескал ему, Он там оставил за собой Бездушную зиму; Он там холодные сердца Оставил за собой, Лишь я одна могла ему Откликнуться душой… Он так давно меня любил, И так был рад, так рад, Когда вдруг понял, отчего Туманится мой взгляд…

5

И скоро перед алтарем Мы с ним навек сошлись… Казалось, праздновал весь мир, И ликовал Тифлис. Всю ночь к нам с ветром долетал Зурны тягучий звук, И мерный бубна стук, и гул От хлопающих рук. И не хотели погасать Далекие огни, Когда, лампаду засветив. Остались мы одни, И не хотела ночь унять Далекой пляски шум, Когда с души его больной Скатилось бремя дум, Чтоб не предвидел он конца Своих блаженных дней При виде брачного кольца И ласковых очей.

6

Но час настал: посол царя Умчался в Тегеран. Прощай, любви моей заря! Пал на сердце туман… Как в темноте рассвета ждут, Чтоб страхи разогнать, Так я ждала его, ждала, — Не уставала ждать… Еще мой верующий ум Был грезами повит, Как вдруг… вдруг грянула молва, Что он убит… убит! Что он из плена бедных жен Хотел мужьям вернуть, Что с изуверами в бою Он пал, пронзенный в грудь, Что труп его — кровавый труп — Поруган был толпой И что скрипучая арба Везет его домой [22] . Все эти вести в сердце мне Со всех сторон неслись… Но не скрипучая арба Ввезла его в Тифлис, — Нет, осторожно между гор, Ущелий и стремнин Шесть траурных коней везли Парадный балдахин; Сопровождали гроб его Лавровые венки, И пушки жерлами назад, И пики, и штыки; Дымились факелы, и гул Колес был эхом гор, И память вечную о нем Пел многолюдный хор… И я пошла его встречать, И весь Тифлис со мной К заставе эриванской шел Растроганной толпой. На кровлях плакали, когда Без чувств упала я… О, для чего пережила Его любовь моя!

22

Записки А. С. Пушкина, т. 5, стр. 76. Изд Анненкова.

7

И положила я его На той скале, где спит Семья гробниц и где святой Давид их сторожит; Где раньше, чем заглянет к нам В окошки алый свет, Заря под своды алтаря Шлет пламенный привет; На той скале, где в бурный час Зимой, издалека Причалив, плачут по весне Ночные облака; Куда весной, по четвергам, Бредут на ранний звон. Тропинкой каменной, в чадрах, Толпы грузинских жен. Бредут, нередко в страшный зной, Одни — просить детей, Другие — воротить мольбой Простывших к ним мужей… Там, в темном гроте — мавзолей, И — скромный дар вдовы — Лампадка светит в полутьме, Чтоб прочитали вы Ту надпись и чтоб вам она Напомнила сама — Два горя: горе от любви И горе от ума. 1879

ЦАРЬ-ДЕВИЦА ^**

В дни ребячества я помню Чудный отроческий бред: Полюбил я царь-девицу, Что на свете краше нет. На челе сияло солнце, Месяц прятался в косе, По косицам рдели звезды, — Бог сиял в ее красе… И жила та царь-девица Недоступна никому, И ключами золотыми Замыкалась в терему. Только ночью выходила Шелестить в тени берез: То ключи свои роняла, То роняла капли слез… Только в праздники, когда я, Полусонный, брел домой, Из-за рощи яркий, влажный Глаз ее следил за мной. И уж как случилось это — Наяву или во сне?! — Раз она весной, в час утра, Зарумянилась в окне — Всколыхнулась занавеска, Вспыхнул роз махровых куст, И, закрыв глаза, я встретил Поцелуй душистых уст. Но едва-едва успел я Блеск лица ее поймать, Ускользая, гостья ко лбу Мне прижгла свою печать. С той поры ее печати Мне ничем уже не смыть, Вечно юной царь-девице Я не в силах изменить.. Жду, — вторичным поцелуем Заградив мои уста, — Красота в свой тайный терем Мне отворит ворота… <1880>

МОГИЛА В ЛЕСУ ^**

Там, у просеки лесной, Веет новою весной; Только жутко под ракитой Близ могилы позабытой. Там, тревожа листьев тень, Бродит тень самоубийцы, И порхающие птицы, Щебетаньем встретив день, Не боятся тени этой, Вешним солнцем не пригретой. Но боюсь я, мой недуг — Рану сердца — разбередит Дух, который смертью бредит, — Жаждущий покоя дух. Говорят, что жаждой этой Он, когда-то неотпетый И зарытый без креста, Заражает тех, что бродит Одиноким и заходит В эти дикие места. Или сердце, что устало Ненавидеть и страдать, Переставши трепетать, Все еще не отстрадало?!. Или дух, земле чужой И чужой для бестелесных, Замкнутый в пределах тесных Безнадежности глухой, Жаждет, мучимый тоскою, Нашей казни над собою?.. Чу! Поведай, чуткий слух, — Ветер это или дух?.. Это ветра шум — для слуха… Это скорбный дух — для духа… <1880>

А. С. ПУШКИН ^**

Читано автором в Москве, в день открытия памятника Пушкину, в 1 заседании Общества Любителей Российской Словесности, 6 июня 1880 года.

1

Пушкин — это возрожденье Русской Музы, — воплощенье Наших трезвых дум и чувств, Это — незапечатленный Ключ поэзии, священный В светлой области искусств. Это — эллинов стремленье К красоте и лицезренье Их божеств без покрывал, Это — голос Немезиды, Это девы Эвмениды Окровавленный кинжал… [23] Это — вещего баяна Струнный гонор… свист Руслана… И русалок голоса… Это — арфа серафима, В час, когда душа палима Жаждой веры в небеса, Это старой няни сказка, Это молодости ласка, — Огонек в степной глуши… Это — слезы умиленья… Это — смутное влеченье Вечно жаждущей души…

23

Он пел Маратовым жрецам кинжал и деву Эвмениду — строка Пушкина.

2

Свой в столицах, на пирушке, В сакле, в таборе, в лачужке, Пушкин чуткою душой Слышит друга голос дальний, — Песню Грузии печальной… Бред цыганки кочевой… Слышит крик орла призывный, Слышит ропот заунывный Океана в бурной мгле, — Видит небо без лазури И, — что краше волн и бури, — Видит деву на скале… Знает горе, нам родное… И разгулье удалое, — И сердечную тоску… Но не падает усталый — И, как путник запоздалый, Сам стучится к мужику. Ничего не презирая, В дымных избах изучая Дух и склад родной страны, Чуя русской жизни трепет, Пушкин — правды первый лепет, Первый проблеск старины…

3

Пушкин — это эхо славы От Кавказа до Варшавы, От Невы до всех морей, — Это — сеятель пустынный, Друг свободы, неповинный В лжи и злобе наших дней. Это — гений, все любивший, Все в самом себе вместивший — Север, Запад и Восток… Это — тот «ничтожный мира», Что, когда бряцала лира, Жег сердца нам, как пророк. Это — враг гордыни праздной, В жертву сплетни неотвязной Светом преданный, — враждой, Словно тернием, повитый, Оскорбленный и убитый Святотатственной рукой… Поэтический мессия На Руси, он, как Россия, — Всеобъемлющ и велик… Ныне мы поэта славим — И на пьедестале ставим Прославляющий нас лик… <1880>